В посёлке редко кто доживал до седьмого десятка. Фридрих был первым человеком за последние полвека. Ему шестьдесят два, он сидит на крыльце амбара ясным осенним днём, а вокруг него столпилось полтора десятка детей, самому старшему среди которых ещё не было даже двенадцати. Они спрашивали его только об одном: «Зачем столько трудиться, чтобы потом просто так выбросить огромные запасы урожая, которыми можно было бы кормить весь посёлок целый месяц?»
Осматривая любопытные глаза детворы, Фридрих начал:
– Я расскажу вам, но, надеюсь, вы будете знать об этом только из моих уст и вам никогда не придётся наблюдать ничего похожего. Мне тогда было тринадцать. Я слышал эту легенду… Точнее, мне казалось, что это легенда, потому что об этом всё время говорили, и взрослые упоминали об этом с серьёзными лицами, но ничего такого никогда не происходило. Мы с моими сверстниками ни разу не видели никаких доказательств того, что Никс существует.
– Никс? – вопросительно повторила девятилетняя Пенелопа.
– Да, куколка. Так зовут злого духа. В его власти находится морозная стихия, и ему подчиняются души умерших. Он является каждый год в первую полную луну после первого снега. Как только выпадает первый снег, люди всем посёлком собирают сотню мешков со спелыми плодами, грузят в повозки и отвозят холодной, морозной ночью в лес, причём как можно дальше, чтобы не подпустить Никса близко к посёлку. Так злой дух получает дар, взамен которому он не беспокоит жителей нашего посёлка.
– А что, если он не получит дар? – продолжала любопытствовать Пенелопа.
После этих слов на глазах Фридриха навернулись слёзы, стоило только вспомнить о событиях, свидетелем которых он стал в годы своей юности. Он старался найти в себе силы, чтобы продолжить рассказ, когда слеза прокатилась по левой щеке.
Лето в этих краях всегда было коротким, и, пока стояли тёплые дни, они спешили поваляться среди высокой травы вблизи речного берега под лучами солнца, где их никто не побеспокоит. Эриксону было двадцать лет, и он уже определил свои планы на жизнь. Следующей весной они с Пенелопой решили пожениться. А пока он не отрывал свой взгляд от этих голубых глаз, её прямых каштановых волос и выпуклых губ. Эриксон часто называл её Белкой из-за того, что в местном лесу водились белки такого же цвета как волосы Пенелопы, а кроме неё во всём поселении такие же волосы были только у её мамы и сестры. Она была на год младше, но по росту немного превосходила Эриксона.
