На Лунной Базе № 1 есть корпус, который местные в разговорах между собой называют «номер тринадцать». В него никогда не пускают посетителей. Даже Президент Земного Содружества и Папа Римский во время празднования очередной годовщины первой межзвездной экспедиции в него не попали. Хотя они туда и не особо стремились. А обитателей этого корпуса практически никогда не выпускают наружу.
– Журналист, значит?
Из-за своего снаряжения охранник Лунной Базы № 1 внешностью напоминал Цербера в версии Light, а голосом – вахтеров из фильмов 20-го века.
– Специальный корреспондент «Ватикан Ньюс» Святослав Гильденстерн, – повторно представился я, продолжая держать в протянутой руке все свои верительные грамоты. Их было много – начиная со свеженького удостоверения сотрудника издания Римской Католической Церкви и заканчивая выписанным Администрацией Верховного Совета Земного Содружества разрешением на посещение корпуса особого режима на Лунной базе № 1. Таких разрешений было много – моим боссам из «Ватикан Ньюс», несмотря на растущее в последнее время влияние Церкви, пришлось оббить немало дверей различных ведомств прежде, чем меня допустили сюда.
– Святослав Гильденстерн, – протянул охранник, изучая мои документы. Я решил не объяснять ему, что моя мама изучала славянскую филологию, а приехавший из Дании папа решил сторговаться и уступил ей выбор имени сына в обмен на присвоение этому сыну, то есть мне, своей фамилии.
– Проходите, – разрешил местный Цербер как раз в тот момент, когда я уже начал откровенно терять терпение, и улучшил мне настроение, указав направление стволом табельного бластера крупного калибра. – Заведующий особым корпусом Лунной Базы № 1 доктор Макартур вас ожидает.
– Спасибо, – сказал я, шагнув в раскрывшийся по велению охранника шлюз.
Внутри меня уже ждали. На пожилом мужчине, встречавшем меня, был простой пластотканевый комбинезон безо всяких знаков различия и иных украшений, странная для глаз закоренелого землянина расплывчатость фигуры и черт лица выдавала в нем человека, который уже долго живет в условиях низкой гравитации, а форма ушей и носа говорила о том, что в свое время ему пришлось пережить немало перегрузок при стартах, посадках и прочих маневрах. В космос он явно отправился еще до изобретения искусственной гравитации.
