В низкой комнате, освещённой тусклым пламенем израненных жаром свечей, царило тревожное ожидание. Стены, сложенные из грубого камня, были драпированы слоем копоти от самодельной печи из неровных булыжников. Всяко лучше дремучей костровой ямы. На деревянном полу лежали потрёпанные соломенные циновки, в центре возвышался массивный дубовый стол, с остатками скудного ужина.
Нихаэль, подбоченившись, стоял у камина и мерно цедил дешёвое белое вино, припасённое на светлый праздник Вознесения Господне. Вялое свечение уродливых огарков едва заметно дрожало, отбрасывая на саманную перегородку зубастые тени.
У противоположной стены, на длинной лавке притулился высокий, сухопарый юноша в изодранном кафтане. Его одежда – от деревянных башмаков до модного шейного платка – шелушилась высохшими комьями налипшей грязи. Некогда красивое лицо было обезображено печатью цветущего буйным цветом безумия.
– Ма-а… Ма-а…
С искривлённых в дьявольской усмешке губ на дощатый пол капала обрамлённая розоватым кружевом слюна:
– Ма-а-а, ма-а-а…
Рядом с несчастным, на невысоком сундучке сидела дородная женщина, упакованная в домотканое платье изо льна. Её пухлая, дрожащая рука заботливо гладила юношу по голове:
– Сынок…Сыночек…Бедный. Что они с тобой сделали?
Нихаэль присел возле печи и неторопливо растолкал суковатой палкой лениво горящие поленья. Изъеденное оспой угловатое лицо обдало негостеприимным жаром:
– Хватит уже причитать, Ализе. И без тебя тошно.
Женщина с укоризной посмотрела на мужа:
– Как тебе не совестно так говорить. Я же мать! Мне больно видеть Жермена в таком состоянии. Его не узнать. Неужели ты не понимаешь?
– Понимаю…
– Как это произошло?
Нихаэль замялся и бросил беглый взгляд на заколоченную тяжеленными балками дверь.
– Этот недоумок кинулся на защиту сестры. Возомнил себя рыцарем.
– Мой храбрый мальчик…
Ализе принялась осыпать лицо сына поцелуями. В ответ на это Жермен лишь часто заморгал и шумно захрипел носом.
– Это же надо было такое учудить, – продолжил со злой усмешкой Нихаэль. – Где ему тягаться с тварями из смердящей пасти бесноватого? Герой выискался.
– Жермен заступился за нашу девочку. Потому что ты не стал. И теперь… теперь он безумен… – голос Ализе истончился, превратившись в мышиный писк. – А дочка… бедняжка Мари… Что они с ней сделают, одному Богу известно.
