Глава первая, в которой меня казнят
– Лияра Хойер, в девичестве фон Армфельт, вы обвиняетесь в пособничестве магам Тени, подготовке заговора против императорского рода и покушении на жизнь его величества. За это вы приговариваетесь к смертной казни. По просьбе вашего мужа, великого князя Эмиля Хойера, вы будете казнены благородным способом: через обезглавливание. Приговор исполнят завтра на рассвете. Суд окончен.
Пухлый чиновник в чёрной мантии захлопывает огромный талмуд, лежащий перед ним на столе. Все присутствующие от аристократов до мелких судейских служек поднимаются на ноги и глубоко кланяются императору всея Сиории Стефану Первому. Все – кроме меня. Я так и стою на коленях посреди крытой залы амфитеатра, не в силах поднять голову. Руки дрожат, сердце заполошно бьётся в груди. Нет уж, Лия Армфельт, ты не покажешь им свою слабость! Если меня решили упрятать в могилу, то кое-кого я постараюсь утащить с собой!
– Ваше императорское величество! – Я поднимаю взгляд к центральной ложе. Мой голос заполняет всё пространство, заставляя судью вздрогнуть, а стражу предупредительно схватиться за ружья. – Боюсь, сведения из моего допроса не дошли до вас, государь. Я не владею даром Тени и не устраивала заговор против императорского рода, в отличие от вашего брата!
Владыка Сиорской империи Стефан Первый хмурится. Я вижу, как обеспокоенно кривится его лоб, как прядь чёрных волос падает на глаза, и он нервным жестом заправляет её за ухо. Тонкие черты лица, пронзительные серые глаза, уверенная посадка головы – в этом они с братом так похожи! Я смотрю только на императора, боясь взглянуть чуть правее, туда, где сидит мой благородный муж. Если я увижу презрительную ухмылку, столь знакомую по недолгому браку, то непременно плюну ему в лицо. Не то, чтобы меня смущает нарушение этикета – о каких правилах вообще идёт речь, когда одной ногой стоишь на эшафоте? – просто не достану же.
От моих слов благопристойное общество в миг превращается в растревоженный улей: от шепотков, возгласов и аханий придворных шумит в ушах. Стража бесцеремонно вздёргивает меня на ноги, а судья стучит молоточком, крича:
– Тишина! Тишина!
Все замолкают, стоит императору поднять руку. Он склоняет голову вправо, я вижу, как тонкие губы мужа склоняются к уху брата, что-то еле слышно шепча. Один из гвардейцев подаёт Эмилю сложенные вдвое листки, которые тут же переходят в руки Стефана.
