***
Большой семейный ужин уже подходил к концу, а Истван никак не мог насытиться.
Форменный мундир городского гвардейца уже угрожающе натянулся в области живота, но слуги приносили все новые и новые блюда, одно другого ароматнее. Отец косился с подозрением, и, наконец, произнес:
– Ист, ты, часом, не болен? Жрешь как хряк в свинарне.
– Дорогой, да что ты такое говоришь?! – возмутилась мать. – Их же в казармах держат на одном казенном хлебе… Пусть хоть дома поест по-человечески!
– Так на кой черт нужна служба такая, за которую сухарями платят?! Я давно говорил, нечего ему там делать. Винсу помощь всегда пригодится, он в грядущем году за горы решил податься, а там рынок – ух! Эти оборванцы и тканей-то порядочных не видели, носят обноски из холстины, да дрянной гизанский лен…
Копченая курица, которую уминал Истван, была бы стократ лучше без отцовых размышлений о семейном деле. Старик мог часами рассуждать о тканях и ткачестве, но младший сын с детства усвоил нехитрую науку держать рот на замке и кивать. Все, как всегда: отец ворчал, мать молчала, а Истван думал о своем.
В столице и правда кормили хреново, Ист отощал и к началу отпуска едва волочил ноги. Но гвардейцы получали хоть какой-то паек, а вот горожане остались один на один с голодом. И город по ночам освещался погребальными кострами.
По дороге в родные земли Истван насмотрелся еще более мрачных картин. Крестьяне, похожие на скелеты, лежали вдоль тракта и не могли даже протягивать руки в мольбе, а просто разевали почерневшие и иссохшие рты. Деревни и усадьбы смотрели пустыми окнами. Ни лая собак, ни крика петухов – за три года неурожая люди подъели все и всех. Но больше всего Иствана потрясли окровавленные люди на дне оврага: они неумело жарили на костре нечто, напоминающее человечью ногу…
И как странно было увидеть, что здесь, в долине, все осталось по прежнему. Неурожай никак не сказался на положении ткачей: они никогда не занимались земледелием, а провиант получали от горных кланов, которые охотно покупали ткани по очень выгодному (для ткачей) курсу. Этим особо гордился отец, и каждое подаваемое блюдо было щедро сдобрено рассказами о том, как ткачам удалось выторговать себе большую выгоду.
Наконец, Истван сыто отвалился от стола.
– Милый, ты наелся? – засуетилась матушка. – Ну, пора и на боковую!
