Читать Сцена вне времени - СанаА Бова, Bova Team

Ночь укрыла Сеул невесомой пеленой, окутав улицы мягкой тенью. Бледные лучи фонарей проникали сквозь узкие щели жалюзи в тесную квартиру Мишель, притаившуюся на верхнем этаже старого дома в центре города, и рисовали на полу тонкие золотые полосы. Она стояла у окна, босые ступни утопали в мягком ворсе выцветшего ковра, а лёгкая рубашка, заменившая ей ночное одеяние, трепетала под порывами сквозняка, гулявшего по комнате. За стеклом город дышал привычным ритмом: гул моторов сливался с протяжным звоном трамваев, а резкий ветер подхватывал эти звуки, вплетая их в полотно её одиночества. Русые пряди, растрепавшиеся за день, касались щёк, и она не поднимала руки, чтобы их убрать – этот тихий шорох казался единственной связью с миром снаружи. Ладонь прижалась к холодному стеклу, пальцы ощутили ледяной укус, а взгляд скользнул к россыпи огней внизу. Сеул мерцал, подобно звёздам, упавшим на землю, но в этом сиянии таилась холодная отчуждённость, неспособная согреть её душу.

Ветер усилился, его вой прорезал тишину, и в этом порыве родился звук – тонкий, хрупкий, чужой привычному гулу улиц. Мелодия возникла из пустоты, натянутая, как струна на грани разрыва, и вплелась в дыхание города. Мужской голос, мягкий, но пронизанный глубокой печалью, пел без слов, и его отзвуки проникали в неё, подобно каплям дождя, стекающим по трещинам. Мишель застыла, дыхание сбилось, а сердце, до того лениво отсчитывавшее минуты усталости, рванулось в груди, будто стремилось вырваться наружу. Она склонилась к окну, пальцы впились в подоконник, дерево отозвалось слабым скрипом, оставляя лёгкую боль в коже. Этот голос не просто звучал – он манил, шептал о прошлом, забытом и неуловимом, но живом в её костях, в её крови.

Тень облака скользнула по небу, поглотив лунный свет, и мелодия окрепла, подхваченная ветром, словно принесённая из глубины веков. Мишель закрыла глаза, ресницы дрогнули, и она погрузилась в этот зов, пытаясь уловить его суть. Губы шевельнулись, беззвучно повторяя ускользающие ноты, но голос оставался далёким – он взмывал, чистый и острый, а затем растворялся в городском гуле, оставляя в её груди тлеющее эхо. Это пение было больше, чем звуком: оно дышало судьбой, обещанием, тянувшим её за пределы тесных стен. Она открыла глаза, выдохнула, и пар осел на стекле тонкой дымкой. Тьма за окном молчала, но мелодия пульсировала внутри, мягкая и упрямая, подобно биению сердца, не знающего покоя.