Ствол был корявый, сырой и тяжелый. Кожа на руках горела от постоянного скольжения по шершавой коре.
Старик надсадно кряхтел и из последних сил толкал его ветвистую верхушку. Пьетро тянул с толстого конца, тоже поминутно отдуваясь и тяжело дыша:
– Всё, привал, не могу больше.
Старик, не возражая, кинул ствол на землю, устало опустился между корявыми ветками и вздохнул.
– Тайылгэ! Сынок! Принеси воды.
Мальчишка уже спешил навстречу с фляжкой.
– Ещё немного, и готово…
– Ты уже много лет говоришь, ещё немного. Когда наступит твоё немного, старик?
Пьетро махом влил в себя воду и утёр лицо.
– Скоро, Пьетро, скоро…
– Я устал старик. Дотащу это бревно, и хватит с меня.
Мужчина поднялся, надсадно рванул толстый ствол. Старик, кряхтя, взялся за второй конец. Мальчик пристроил фляжку на поясе, тоже перехватился за тонкий конец бревна, и они продолжили свой медленный путь к берегу.
Угрюмый остров подминал твёрдыми ступнями море, такое же угрюмое и беспокойное. Люди бросили ствол у подножия башни и снова бессильно опустились на землю.
– Немного, Пьетро, два пролёта, и мы закончим.
– Нет, старик, я сказал!
Пьетро ушёл к лесу, сутуло горбя спину, а старик и мальчик долго ещё сидели на камнях, вглядываясь в серые всполохи на горизонте.
– Дед, мы остались вдвоём?
Мальчик снизу глядел на сморщенное лицо, будто выискивая в складках морщин ответы, которые знал сам, но боялся услышать.
– Мы одни, Тайылгэ. Но мы должны закончить.
Старик тяжело поднялся, разыскал в ворохе ржавых инструментов топор и неспешно начал отсекать сучья. Мальчик, вздохнув, пристроился рядом.
Солнце клонилось к закату. До темноты они обтёсывали бревно, кромсали его вдоль на длинные шпалы. Старик поминутно останавливался, пытаясь отдышаться, глухо откашливался и смотрел, как ловко внук управляется с инструментом, как лоснится от пота кожа на торчащих лопатках.
– Хватит на сегодня, пойдём.
У костра собрался весь лагерь. В огне догорали кости, видимо, сегодня мужчинам повезло добыть мяса. Старик прошаркал к своему месту с краю и опустился на бревно. Тайылгэ успел сбегать до ручья, набрать воды, и теперь они неторопливо вливали в себя прохладную влагу.
– Поешь, отец.
Смуглая, до сих пор красивая женщина протянула ему ягоды и пару корешков.
– Ест тот, кто добывал еду! – Самый высокий мужчина поднялся со своего места. Кулаки его сжимались и разжимались, а в глазах плескалось презрение.
