– Я тут уже, поди, годков десять, – хрипел старик. Его тяжелое дыхание заглушало шум волн снаружи. – Только вон оно как, старый совсем сделался. Ноги с трудом волоку.
Марко тоже вздохнул. Поднялся на одну ступеньку, остановился. Еще на одну. Хотелось пнуть дряхлого смотрителя в спину, заставить поторопиться. Казалось, винтовая лестница бесконечна. Марко посмотрел вниз, на потемневшие доски третьего этажа. Там кухня, на втором жилые комнаты, первый отдан под кладовую. Выше третьего лишь две с половиной сотни ступенек к фонарной – сердцу маяка.
Марко мог бы взбежать по ним даже не запыхавшись, но впереди лишь тяжелое шарканье старика, растянутое в вечности.
“Как он не свалился еще с такой верхотуры? – подумал Марко. – И чего к старому Висмару в городе все с таким уважением? Он же развалина!”
Чтобы отвлечься от сгорбленной спины перед собой, приходилось рассматривать странные знаки, расставленные на стене через каждые десять ступеней. Он таких никогда не видел, будто ребенку дали прутик и тот нарисовал случайные каракули на песке. Марко провел пальцами по белой кладке: края каракуль гладкие, как морские камушки.
Хотел поначалу спросить у старика, но подумал: если тот начнет говорить, подъем никогда не закончится.
– Ну, вот оно… Вот! Смотри, – сказал смотритель, когда они, наконец, добрались до верха.
Марко шагнул к краю площадки, подставил лицо морскому ветру. Свежесть наполнила грудь, дышать разом стало свободней.
– Ты к краю того, не подходи так, – скрипнул старик за спиной. – Высота голову закружит, попривыкнуть надо.
Марко его не слушал, не смотрел на низкие перила, едва ли доходившие до колен. Только туда, где беспокойное море касалось горизонта. Море, такое близкое и нестерпимо далёкое разом. Марко почувствовал, как начинает щипать в носу, и стиснул зубы сильнее. Не хватало ещё плакать перед стариком.
Внизу кричали чайки.
– Да ты не туда смотри, малец, сюда смотри. Тебе говорю!
Марко рывком обернулся, зыркнул исподлобья. Его нос сморщился, как у оскалившейся собаки.
– Мне пятнадцать! – рыкнул.
– Мне и дед твой мальцом будет, – хмыкнул смотритель. – Да не серчай ты, не обиды ради. Глянь, чего покажу.
Старик повернулся к устройству в центре площадки. Марко нехотя подошел ближе, заглянул в неглубокую бронзовую чашу. Там тлел единственный уголек. Со стороны моря к чаше крепился выпуклый диск, собранный, как мозаика, из мутных кусочков стекла.
