Входная дверь захлопнулась и наступила тишина. На потолке в углу копошились у отошедшей обоины тараканы. Снизу слышалась заставка очередного телешоу от бабы Кати. Где-то скулила собака. В опустевшей квартире Олега всё, казалось, замерло в напряжении. Что же будет дальше? Самое отвратительное заключалась в том, что он, оставшись единственным её обитателем, и сам словно потерял на неё права. Хотя с юридическими правами всё было в порядке. За жилплощадь он бился не на жизнь, а на смерть. Ленка с детьми теперь живут в квартире покойной свекрови. Зато им отошёл автомобиль и много чего ещё.
– Всё вышло очень хорошо, и никто не остался обиженным, – сказал бывшим супругам юрист, получая гонорар. В былые дни Олег с Леной переглянулись бы, услышав такую циничную ложь. Но то в былые дни…
Оставшись, в одиночестве, Олег снова припомнил старое своё наблюдение: он всю жизнь откуда-то уходит или от чего-то избавляется. Что это? Психологическая травма? Или просто совпадение? Развить мысль не удалось, в дверь постучали, и Олег пошёл открывать.
– Чего Вам, баб Кать?
Сморщенная, с короткой стрижкой, аккуратно одетая старушка держала в руках кастрюльку, накрытую полотенцем.
– Ой ты…– воскликнула она (видимо, в ответ на его грубое приветствие), – вот пирожков напекла, а внук уехал, мне одной много. Возьмите, вам с Леночкой и детками. А то пропадут.
«Ах ты язва престарелая», – подумал Олег, – «ломает комедию, типа ничего не знает».
– Развелись мы с Леночкой, баб Кать. Нет тут больше ни её, ни детей. – Сказав это, он посмотрел на старушку чуть не торжествующе, в предвкушении театральных ахов-вздохов. Но, к удивлению, баба Катя даже бровью не повела. Она пристально посмотрела на Олега, и он вспомнил, что, кажется, бабушка была совсем непростая. То ли преподавателем работала всю жизнь, то ли научным сотрудником. Ему стало совестно, и он протянул руку к кастрюльке.
– Спасибо, баб Кать. Я Ленке передам… если… за вещами заедет, – соврал он. Знал, что вещи все собраны, а Ленка его видеть больше не желает и считает скотиной.
«Ну и ладно, зато закуска есть».
Соседка молчала, но продолжала смотреть прямо в лицо, отчего становилось очень неловко.
– Баб Кать, ну я пойду.
– Иди, сынок, иди.
Она отдала Олегу кастрюльку (какая-то уж больно лёгкая!) и обернулась к лестнице.
