А так всё то же самое.
Дом тщательно прибран, не осталось никаких следов визита
департаментских; как и обещал лорд Спенсер, их официальная
депутация явилась на следующий же день, низко кланяясь и бормоча
формальные слова формальных же извинений.
Папе Медицинское управление Горного Корпуса прислало – со
срочным курьером! – по всей форме выправленное послание с
выражением «глубочайшего сожаления за прискорбный инцидент» и
надеждой, что мистер Джон Каспер Блэкуотер, M.D., в самом ближайшем
будущем вернётся на работу, от которой его так поспешно и
нерасчётливо освободили. Разумеется, с достойной компенсацией и
предложением офицерского патента (что в Норд-Йорке давало немалые
привилегии).
Маме разом пришло аж восемь приглашений на званые обеды. И три
письма с предложениями гувернанток для Билли, все – с превосходными
рекомендациями.
Лучше и не бывает, мрачно думала Молли, вяло ковыряя вилкой в
своём когда-то любимом пироге с говядиной.
Никто не задал ей ни одного вопроса. Вообще – ни одного. Ни даже
самого простого: «Где ты пропадала, мисси?!» Не обсуждалась даже
выдуманная лордом Спенсером история с «егерями». Никто не упоминал
уроков вышивания или шитья. Молли её собственная семья обходила,
словно зачумлённую, – все, даже неугомонный братец Билли. Видно
было, что ему до смерти хочется вцепиться в старшую сестру с
расспросами, но ему это строго-настрого воспрещено.
Все старательно делали вид, что ничего не случилось. Вообще
ничего.
И потому над столом висело похоронное молчание. Улыбалась –
причём как-то очень искренне и особенно тепло, когда смотрела на
Молли, – лишь их верная Фанни.
– Миссис Анна, пудинг сегодня удался, как никогда. Позвольте вам
предложить?.. Мистер Джон, мистер Джон, вы ужасно бледны. Вам
бифштекса с кровью прибавить?.. Нет-нет, мистер Джон, и слушать
ничего не хочу! Вы меня наняли, чтобы я вас хорошо кормила, так что
не мешайте мне делать мою работу!
– С-спасибо, Фанни, милочка… – вяло сопротивлялись мама и папа,
но та, с невесть откуда явившейся решительностью, властно взяла всё
в свои руки.
Мама, бедная бледная мама взирала на Молли с каким-то
первобытным ужасом. И ни о чём не спрашивала. Почти даже и не
разговаривала, редко покидала спальню, ссылаясь на «сильнейшие
мигрени».
Папа глядел беспомощно и растерянно. Молли надеялась, что он, в
отличие от мамы, захочет расспросить, поговорить, узнать, что же с
ней в точности приключилось, – но папа тоже молчал. Всё, что ему
удавалось из себя выдавить: «Как дела в школе?» – при том, что
ответ Молли давала сознательно длинный, подробный и чуть ли не
восторженный (хотя имевший весьма мало общего с реальностью), всё,
как нравилось папе раньше, – он даже не выслушивал, лишь
механически кивая и глядя куда-то сквозь неё.