…Воровка!..
– Так она и до городских ворот не
доковыляет, – заметил стражник, когда палач закончил. – А судья
приказал немедля выдворить.
– Поговорю с людьми, – вызвался
помочь второй, – подбросят до границы. Надо доставить в замок
одного задержанного.
– За что он попался?
– Я почём знаю? У местных
блюстителей, вроде, к нему ничего нет. Вёл себя на удивление тихо.
Представляешь, даже разрешение на нищенство купил по всем правилам,
и расплатился – золотым перстнем. Мог бы заодно и помыться! Я,
честно говоря, рад сбыть его с рук.
– Чего такая спешка? Глянь на погоду
– зима медлила-медлила, да застала врасплох. То ли ещё ночью
будет!..
– Наш сосед, рыцарь, совсем сдал. А у
этого вроде должок перед ним или его дружками. Говорят, бывалый
вояка чует, уже не выкарабкаться ему. Вот и сподобился, чего раньше
за ним не водилось, совершить паломничество по святым местам, и наш
собор на обратной дороге посетил. Исцеление ниспослано не было,
зато встретился этот. Как он его узнал?! Не иначе – по запаху. Ему
почти никто не подавал, и не удивительно. Все сторонились и
старались прогнать. А с паперти вроде как не положено, коль
разрешение имеется. Вот соседний господин теперь и хочет успеть
спросить с него за всё, прежде чем предстать перед Всевышним.
– Чем же наш гость ему не угодил?
– Про то не ведомо. Заказчик велел не
допрашивать, сам, мол, поговорит.
– Слышал, умеет.
– Вот и славно. К лохмотьям грязнули
притрагиваться не хочется, а что под ними – подумать боязно. По
мне, жизнь сама уже с этим посчиталась. На него и издалека смотреть
противно. Дух исходит похуже, чем из щели, куда обыкновенно
скидываем таких – целиком или по частям, чтоб наперёд хлопот не
доставляли. А этот нарисовался, будто прямо оттуда, но живёхонек.
Даже обыскивать толком не стали, наверняка в его вещах полно всякой
заразы, пускай уж при нём остаётся. Избавимся от обоих, чем скорее
– тем лучше.
Тогда показалось, ни слова не
разобрала. Не до того было, чтобы вслушиваться. Выходит, разговор
тюремщиков отпечатался в закоулках памяти, а теперь всплыл,
уцепившись за воспоминание о боли. Мая проснулась в холодном поту,
будто её только что вышвырнули умирать в лесу. А нищего повезли
дальше. Они собирались доставить его в замок. Зачем? Сами не знали.
А хозяйка знает? Успела с ним побеседовать накоротке, вряд ли
подозревая, как он был приглашён сюда в прошлый раз. Промолчать?
Вроде, обещала… А вдруг он что-нибудь замышляет и против неё?
Рассказать? Получится, предаст того, кто помог в смертельной
опасности. А эта, не соизволив выслушать, собирается выставить на
позор. Так не дождётся ни слова, ни слезинки! Пусть бы
односельчанам было всё равно, или даже смеялись и издевались. Но
те, кому она не безразлична: вдова, учитель, подруги, Мартин –
объявится же он наконец – испытают унижение вместе с ней. Они-то
чем виноваты?! Если уж этого не миновать, поскорей бы всё
закончилось, и жизнь потекла, как раньше.