Вот и славно. По крайней мере,
удалось выиграть время. Стоило яснее намекнуть о прошлом особы,
почтившей их присутствием? Или позволить самостоятельно к этому
прийти, и не очень скоро? Госпожа ещё не решила, чего хочет больше
– раскрыть тайну, связывающую пришельца с судьбой её рода, или
спасти жертву ложных обвинений. Судья прав, о пропащей и погоревать
будет некому – разве только выжившей из ума старухе-травнице,
чудаку-учителю… Да и сама успела непонятно отчего привязаться к
ней, слишком дерзкой и упрямой. Крестьянке следовало б проявлять
больше почтения. Хотя б в благодарность за то, что снова её
выручают. Вместо неведомого «покровителя», который, хм, что-то не
торопится… «Если уже не здесь?..»
Проклятье! Чудной старик вполне
подходит на эту роль. Прибыл недавно, невесть откуда. Причину его
прошлого, несостоявшегося, визита прежний владелец замка похоронил
с собой. Одна девчонка помнит странника! И занимает его куда больше
остальных! А вдруг их размолвка – лишь видимость, чтобы всех
запутать и, усыпив бдительность, сообща ударить в нужное время и в
нужном месте? Хозяйка которого сама приютила у себя одну и любезно
направила приглашение второму!
Зубчатые парапеты стен и башен
напомнили мощные челюсти исполинского капкана, готовые вот-вот
захлопнуться и сдавить намертво. Нечего сказать, попалась на
собственную приманку!..
Когда незнакомец выпытывал о
девушке, которой невероятно повезло, Мая даже не пришла учителю в
голову. В последнюю очередь можно было заподозрить в том названную
внучку бедной вдовы. Чему завидовать? Беззаботная жизнь в сытости,
тепле и неге, а не как у прочих юных крестьянок – к ней это ни коем
образом не относилось. Мёрзла, уставала, не ела досыта. Одевалась
без изысков и большинство месяцев в году – не по погоде. Насчёт
«единственной обуви» не преминул едко пошутить пилигрим при их
недавней памятной встрече. Но сама – дело привычное – никогда не
жаловалась. И, пока училась, не пропустила ни единого занятия.
Благо, ветхая лачуга стояла совсем недалеко, от неё до школы было,
пожалуй, ближе, чем куда-либо ещё. Вокруг поле, лес, с опушки
которого веяло чем-то запретным, одновременно жутким и манящим, и
свобода – от рассвета до заката, с первых проталин до последних
жёлтых листьев на голых ветках. Никто не шпынял и не бил, как
частенько случалось до этого. Горестные события, сделавшие сиротой
и изгнанницей, стали понемногу забываться. Видимо, счастье не в
том, чтобы побольше иметь, а чтобы как можно меньше тяготило
душу.