– Ишь как разукрасили! Не поглядели,
что дитё. Аж кровит! Эти твари и капельку за версту учуют. Оно их,
видать, и раздразнило. Иначе с чего такой аппетит разыгрался, когда
сама худющая – смотреть, прости, не на что. И, поди ж ты, до самой
деревни гнались! А это откуда? – легонько взяли её за локоток,
разглядывая выжженный знак. – Сбежала от хозяев? Не мудрено, раз
так от них досталось. Только, боюсь, наш господин не одобрит. Тебя
не будут искать?
– Не. Метку поставили, не чтоб не
утекла, а наоборот, никогда не вздумала вернуться. Меня прогнали из
города навсегда.
– В этакую непогодь и в таком виде?
За что же?
– За мелкую кражу.
– Ты украла вот это? – заскорузлый
палец коснулся серебряного кулона и сразу отдёрнулся. Нелепость
предположения выглядела очевидной. Кто будет наказанной воровке
оставлять украденное!
– Мне подарил один… добрый человек, –
теперь Мая начинала осознавать, что это и есть чудесное спасение,
которое пообещал ей нищий. Но сердце отчего-то не спешило
наполниться теплотой от благодарности к нему. Наверно, просто
оттого, что слишком замёрзла и измучилась.
– Сдаётся, не шибко тоскуешь о своём
прежнем бытье. Впредь отвыкай от дурного, – прозвучал скорее
дельный совет, нежели укор. – Никогда не поздно научиться жить
по-честному, особливо в твои года. Роскошества не обещаю, но
пропитание и кров… – как-нибудь потеснимся, коли тебе податься
некуда. Не выставлять же обратно, холода к нам надолго. До весны
перебьёмся, а там видно станет…
Старушка растопила снег на очаге, в
тёплой воде отмыла многострадальное тельце. Затем смазала целебными
мазями ожог и следы от плети, и принялась за обмороженные ноги. По
счастью, они не были изнежены, к ним быстро, хотя и не
безболезненно вернулась чувствительность, и через несколько дней
опухоль спала. Спустя ещё пару-тройку недель омертвелая кожица
слезла, а на новую с непривычки было щекотно наступать. Порезы и
царапины зажили. Раны на спине тоже затянулись без следа. Только
шрам у левого локтя и дальше приходилось прятать под опущенным
рукавом, хотя и он со временем сделался едва заметен, утратил
чёткость, побледнел, разгладился и почти слился с предплечьем – а
говорили, останется на всю жизнь.
Труднее поддавалась лечению детская
душа, слишком рано принявшая на себя столько боли и
несправедливости. Девочка долго не могла уснуть, а если получалось
– кошмары недавнего прошлого возвращались, а она опять была не в
силах ничего избежать и исправить – лишь проснуться и плакать
остаток бесконечной ночи. Хуже всего, что до весенней оттепели
приходилось круглые сутки сидеть, закутавшись, на постели и
совершенно не на что было отвлечься. Только уставиться на дверь и
ждать, когда таинственный господин в нищенском одеянии изволит
вернуться за амулетом, подарившим ей спасение. Но у того, видимо,
имелись причины повременить – вконец испортившаяся погода, либо
другие, более неотложные заботы. Мало верилось, что ему не удалось
поправить свои дела, если даже к ней, с рождения невезучей,
повернулась удача.