Травянистые откосы по левую руку
вздымались всё круче. Угрюмые скалы нависали над ними, как бы
разглядывая крохотную путницу, неуютно втянувшую голову в плечи под
их сенью. Порой они казались полуразрушенными основаниями могучих
стен и башен. Не останки ли это гномьих крепостей, некогда
охранявших вход в подземную страну? Драконий огонь оплавил их, а
дальше шлифовало и стачивало неумолимое время. Странный господин
учитель! Считает, если в летописях про это не сказано, так и не
было вовсе? Камни не пощадило, не то что какие-то исписанные
листки, которые в руки брать страшно – как бы не рассыпались. Не
слишком любит история сохранять о себе эти самые достоверные
сведения. Недавнее быстро забывается, что уж говорить про дела
глубокой старины. А может, гномы нарочно спрятались от людей –
считают их сказкой и пусть. Так даже проще наблюдать из тайных
убежищ. Мая попробовала вспомнить – не пропадал ли кто в этих
местах? Ничего с ходу на память не пришло. Всё открыто
далеко-далеко, как на ладони. Наверно и её тоже отовсюду видать – а
не хотелось бы, чтобы всякий знал, куда она направилась. Особенно
некоторые! Она вгляделась – не ползёт ли какая-нибудь точка за ней
следом по тянущейся издалека змейке пройденного пути.
Сверху земля походила на лоскутное
одеяло, сшитое из разноцветных кусочков от рыжевато-бурых до
золотисто-зелёных, которые ничем не напоминали непролазную грязь
убранных полей, колкую стерню скошенных лугов, да заросли
бесполезного бурьяна по оврагам. Среди них крупинками рассыпались
домики деревень, соединённых нитками просёлков. Даже тёмная шкура
безбрежного леса с редкими вкраплениями жёлтого и багряного вполне
себе мирно расстелилась от скалистого склона до самого горизонта.
Только городские шпили как-то хищно выглядывали из-за него.
Впрочем, это ей город напоминал о невосполнимой утрате и боли, для
других же воплощал иную жизнь, благополучную и полную разнообразных
удовольствий.
Не в последнюю очередь процветанием
своим он был обязан дороге, которую меряла сейчас натруженными
пятками простая сельская девчонка, больше привычная к густой траве
с кротовьими норами, рыхлой пашне да лужам в вязких колеях. Немного
странновато было ступать по твёрдой поверхности, вытоптанной
копытами бессчётных караванов, укатанной колёсами гружёных телег.
Вольный город первым по эту сторону хребта встречал гостей,
прибывающих торговым путём. Дальше купцы с юга не слишком
стремились. К ним относились с подозрением, особенно после минувшей
войны. И если тем не удавалось обзавестись достаточной охраной,
имелись все основания превратить выручку в лёгкую добычу
разбойников, рыскавших по лесам. Бравые ребята Циклопа являли собой
их авангард, снимавший сливки со струящихся мимо товарно-денежных
потоков. Правда, последние годы они не особо лютовали – больше
нагоняли страху. Потому, не любящие рисковать головами и мошной
негоцианты спешили расстаться с пользующимся спросом товаром на
первой же крупной ярмарке, неизменно проходившей сразу за
городскими воротами. Голодная сиротка в своё время исходила её
вдоль и поперёк, с обидой проглатывая слюнки, когда любезные ко
всем остальным продавцы шикали на неё, не переставая во весь голос
расхваливать доверчивым северянам щедроты мироздания, о которых те,
ютясь на его отшибе в полном невежестве, и представления не имеют.
Мая же знала о них не понаслышке.