Три дня и три ночи он плёл чары, вдыхал жизнь в каменные стены,
с пальцев его тёк туман, в тумане этом рождались и умирали миры.
Трава прорастала сквозь крышу круглого дома, и становился дом -
холмом, внутри больше, чем снаружи, полный дремлющего волшебства и
не рожденных пока правд.
Под конец Кертхана взял два саженца, высадил один на вершине, а
второй - в глубине сида, в самом его сердце. Так научили его те,
кто был мудрее и старше. Дуб для хозяина, и груша для хозяйки, буде
появится она.
Сколько веков минуло, но груша эта хозяйкина, не цвела ни
разу.
Кертхана глядит издали, как медленно-медленно падают на зелёную
траву белые лепестки. Щурится, силится разглядеть что-то за этой
светящейся дымкой. И только угадав за цветами темную фигуру, идет к
груше.
Женщина сидит на нижней ветке, прижимается спиной к стволу,
покачивает босыми ногами. На ней - его рубаха, красная как кровь,
по льну расползлась причудливая вязь вышивки, и старые джинсы. На
джинсах - коричневые пятна, так и не выведенные до конца. Старая
кровь. Кертхана снова хмурит брови. Ему эти кровавые пятна -
горькая память. Свои измаранные кровью рубахи он сжег безо всякой
жалости.
Мягкий жемчужный свет ласкает худое лицо женщины. Кертхана
останавливается, смотрит снизу вверх, молчит, растеряв
заготовленные слова где-то на осенних тропах. Она молчит тоже,
только медленно трогает её губы улыбка, похожая на луч утреннего
солнца.
Осторожно Кертхана берет её руку в свои. Пальцы холодные, и он
подносит их к губам, греет дыханием, целует самые кончики, едва
касаясь.
В волосах у неё путаются отцветшие лепестки. Пахнет мёдом, так
сладко, что голова кругом. Ствол груши черен и шершав, цветы глаже
шёлка и белее снега. Женщина, которую Кертхана-Охотник называет
Рэйе, а хочет называть - своей королевой, довольно жмурит глаза и
молчит.
- Спустилась бы ко мне, - просит он.
- Если поможешь, - она открывает глаза, в них пляшут насмешливые
огоньки. Перебрасывает ноги через ветку, и Кертхана ловит в объятия
гибкое поджарое тело, красный лён шероховато трётся об его щеку.
Пахнет от рубахи мёдом и летними травами, душистым хмелем и
земляникой.
Охотник жадно дышит этой пряной, тёплой ворожбой. Потом
прижимается лицом к шее женщины. Она тихо смеется, и смех её похож
на хрипловатое потрескивание огня в очаге, вместо эха серебряных
колокольчиков - далёкий отзвук металла, встречающего металл. Этот
отзвук этот заставляет его вспомнить, зачем он искал её. Но тонкие,
сильные руки обнимают Кертхану за шею, и прочее становится
неважным.