Гиппеи — «всадники». Отряд стражи царя Спарты, состоявший из
трёхсот тщательно отобранных молодых людей. Несмотря на название,
сражались они пешими.
Многоопытный в ратном деле Архидам немало времени уделил допросу
немногочисленных уцелевших свидетелей взятия городов Чёрным Али.
Внял каждому слову, не отмахнулся и от тех свидетельств, что
казались невероятными и которые многие его соратники сочли лепетом
трусов. Не раз и не два хватался за меч Фиброн при насмешках своих
сограждан и товарищей, состязавшихся в измышлении обидных причин
неудач Красного. Архидам же слушал внимательно и сдержанно. Ему ли
не знать о доблести Фиброна и Никострата, уже сражавшихся под его
началом в «войне чужеземцев» в этих самых местах три года
назад.
Он поверил, а поверив, утвердился в мысли, что за стенами не
отсидеться. Да и пристало ли такое ему, царю Спарты? Но и просто
выйти в поле, самоуверенно, как привыкли спартанцы, он не очень-то
рвался. Большинство его воинов были изгнанниками-фокейцами.
Спартанцев всего триста. Не самое могучее поколение. Их отцы
обратились в пепел на погребальных кострах Левктр и Мантинеи и это
несколько сбило спесь с сыновей.
Триста спартанцев. Снова триста, как полтора века назад,
готовились возглавить эллинов, встав на пути очередного
неудержимого потока варваров. Когда эти речи произносил Никострат,
эфоры смеялись над ним. Да что эфоры, потешались даже его
сверстники, плечо к плечу с которыми прошли его полное лишений
детство и юность. Вместе они спали на голой земле, терпели порку,
резали илотов в криптиях, вместе сидели за общим столом, а потом по
воле старших увечили друг друга в бесконечных кулачных боях и всё
равно оставались товарищами. Сколько говоришь кораблей у этого, как
его там, Чёрного Али? Три тысячи? Нет? Три десятка? Великий флот,
да. Куда там Ксерксу.
Бесполезны рассказы о страшном оружии, о том, как быстро
сбегаются к варвару мноиты. Не просто присоединяются дабы резать
ненавистных дорийцев. Кто бы такому удивился? Нет, они отрекаются
от отеческих богов, своими руками рушат храмы, берут новые,
чудовищно звучащие имена. С конца лета до середины зимы захваченная
пришельцами Фаласарна оставалась камешком в сандалии, осколком
какого-то чужого мира, что вторгся из ниоткуда в привычную
Ойкумену. А потом вдруг будто плотину прорвало и этот загадочный,
непонятный, а оттого чужой и страшный мир выплеснулся наружу. Когда
Никострат прибыл из Италии и Фиброн рассказал ему, что тут
творится, у того глаза на лоб полезли. Он бы не поверил, если бы
через три дня сам не увидел под стенами Кидонии чёрные знамёна.