"Милейший", мягко говоря, походил более на свинью, чем на
человека. Коль Трафо довелось бы встретить такого на улице, то
назвать подобное существо столь изысканным словом пришло б ему на
ум в последнюю очередь. Рябое, все в оспинах лицо, разбитый
некогда, да так и не вернувшийся к первоначальному состоянию нос,
жидкая прядка бесцветных волос, выбивающаяся из-под шелома…
"Милейший".
Не слыхавший такого обращения к себе даже от родителей, будучи в
нежном возрасте, "милейший" на краткий миг опешил и отчего-то
вытянулся по струнке. Замер.
— Ну же? — поторопил его с ответом посол.
Стражник сник. Копье, только что устремленное наконечником в
небо, наклонилось. Он вздохнул, развернулся и стал удаляться,
смешно загребая ступнями. Комелек копья забавно подпрыгивал по
булыжникам, выбивая дробь.
— Десятника позову. Ну вас всех, — уговаривал самого себя
стражник.
Через полминуты к карете подошел десятник стражей — рослый, еще
не старый вояка с добродушным, открытым лицом. Приветливо взмахнув
рукой, он поинтересовался:
— Что вынудило посланника Сарии покинуть Набакис?
— Как что? — искренне удивился посол. — Известное и совершенно
не тайное дело. Соколиная охота Величайшего, на которую я и
приглашен.
Десятник, показавшийся сперва простачком, внимательно ощупывал
взглядом карету и всех ее пассажиров. Взгляд цепкий, как у гончего
пса.
— Дело понятное. Охота — шутка ли? А девицы?
— Что девицы?
Стражник вытянул шею, словно намеривался просунуть голову в
карету, при этом оставаясь всем остальным телом на улице.
— Охота длится день. Зачем девиц столько, да еще и не очень
молодому господину? Вы уж простите мне мою грубость, — десятник
стукнул себя ладонью по защищенной доспехом груди.
Зеленоглазый ничуть не смутился, пожав плечами, пояснил:
— Подарки.
— Уж не Величайшему ли? Больно замухрыжисты.
— Зачем же Величайшему? Сокольничим. Не хочется с дурной птицей
посрамить себя и отечество вдали от дома.
Десятника такой ответ полностью устроил. Он коротко кивнул.
— Прошу извинить нас за остановку и неуместные расспросы.
Служба.
— Ничего страшного, — заверил служивого посол.
Стражник уже почти закрыл дверцу кареты, и прежде, чем это
сделать окончательно, едва слышно, но четко произнес:
— Север ничего не должен.
— Проезжай!
Карета дернулась и вновь покатила, раскачиваясь, как лодочка на
волнах.