Чем ближе я подхожу к её дому, тем сильнее стучит
сердце, а ноги переступают всё медленнее. Я не мог не прийти сюда;
не знаю, что сделал бы, если бы комбат не отпустил. Наверное,
сбежал бы, попросив Самойлова прикрыть.
Короткая, полыхающая обострёнными на войне чувствами связь с
понравившейся женщиной (точнее, всё-таки девушкой) в какой-то
момент перестала быть одной из череды подобных. Я это понял ещё до
начала боёв за город, но как-то смутно, неосознанно. Думал – раскис
бродяга, но ничего, один-два боя, и близость смерти вытравит из
сердца тоску об очередной подруге, оставив место лишь для ненависти
к врагу да всепоглощающей жажды жизни. Жизни без обязательств,
обещаний, привязанностей – лишь голые чувства, лишь этот миг – и не
важно, что будет дальше. На войне вперёд не заглядывают…
Но как только мы оставили город, и я, отступая, последний раз
бросил взгляд на те улочки, где затерялся её дом, улочки,
что мы оставили врагу, – вот тогда я понял, что чувствую на самом
деле. Ощущалось это так, будто у меня из груди вырвали сердце. В
буквальном смысле вырвали и вложили в её грудь. Теперь оно
только с ней; жива она – живо и сердце. Нет… да не хочу я об этом
думать. Слишком страшно.
И да, поэтому я рвался в бой, как оголтелый, поэтому не жалел
себя в схватках, лез на рожон сам и подставлял своих людей. Где-то
в глубине души я дико страшился того, что фрицы могли сделать с
молодой красивой девушкой, к тому же подруге красного командира. У
нас ведь такие люди… Есть герои, как те мальчишки, а есть те, кто
только и рад гадость сделать да настучать. Неважно куда – в особый
отдел по надуманному поводу или врагу. Вот я и боялся самого
страшного, того, что могло случиться, – а потому заранее мстил. Да…
Заранее.
Сегодня, несмотря на кипящие схватки и общую усталость людей,
батальонный комиссар выступил с речью. Я никогда не любил этого
важного, напыщенного мудака, что всеми правдами и неправдами
старался избежать личного участия в бою. Нет, среди политических
руководителей встречаются нормальные ребята, и воют как надо. Взять
хоть нашего политрука, Гришку Разенкова – сражается честно, от боя
не бегает. Вон, ранили его даже в руку.
Но всё же у большинства политработников установка в этой войне
другая. Как там гласит солдатская поговорка: «Рот закрыл, считай
отвоевался»? Ну вот как раз про нашего батальонного комиссара.