Воевал я честно; и хотя у нас не было таких лихих сражений, как
у Брусилова, подраться мне пришлось крепко. И газами меня травили,
и в атаку шёл вместе с пехотой, тянув за собой больше 60
килограммов пулемёта, и врага отражал. Георгиевский крест четвёртой
степени заслужил по праву.
Перед госпиталем (крепко зацепило осколком) получил направление
в школу прапорщиков. Но не успел я ещё выписаться, как грянула
революция.
…Отречение царя, регулярные смены правительства, преступные
приказы, разом развалившие армию, – страна стремительно скатывалась
в пропасть. Такая грязь со дна поднялась да в князи полезла –
страшно вспоминать. Грабежи, убийства, насилие стали порядком
вещей. Полицию, транспорт, почту практически полностью
парализовало; государство больше не выступало гарантом защиты жизни
и прав человека.
Фронт трещал и прогибался под ударами немцев, держась лишь на
силе духа истинных патриотов. Но с каждым днём их становилось всё
меньше – «революционные массы» бунтовали, расправлялись с
офицерами; дезертирство было массовым. В таких условиях оставаться
в строю я не захотел, да и до фронта добраться не смог бы. Нет, я
отправился в родной город, в надежде воссоединиться с семьёй и при
необходимости защитить родителей.
Что же, путь домой был непростым, и я не раз пускал в ход
трофейный парабеллум. Слава Богу, родители мои уцелели, хотя и
пограбили их изрядно. Но радость воссоединения была недолгой: к
власти пришли большевики, а вскоре началась гражданская война.
Надо понимать, что семья моя была искренне верующей, отец
состоял в обществе трезвости, организованном отцом Николаем
Брянцевым. Его убийство, как и начавшиеся гонения на православную
церковь всколыхнули родных. Отец, крепкий ещё мужик, отслуживший
ценз в драгунах, терпеть подобное беззаконие не стал.
Маму мы отправили в деревню к родным, а сами двинулись на Дон –
там пытались подняться казаки, там же создавался добровольческий
корпус. Вот только красные реагировали быстрее: они в кратчайшие
сроки отмобилизовали боеспособную армию, расстрельными методами
навели в ней жёсткий порядок. А колеблющееся рядовое казачество
большевики разлагали всевозможными посулами, настраивали простых
казаков против собственных офицеров, атамана. И выступление
Каледина вскоре затихло, а добровольцы ушли на Кубань.