Мы с отцом оказались меж двух огней. На Дону теперь правили
большевики, в тылу тоже остались большевики. Немногочисленные
добровольцы безуспешно штурмовали Екатеринодар и так же безуспешно
пытались поднять кубанцев, перед войной щедро разбавленных
иногородними. В сущности, их дело было – труба, вопрос об
окончательном разгроме контрреволюционных сил заключался лишь во
времени.
Мы с отцом укрылись в небольшой станице, уже не зная, что делать
дальше – прорываться на юг, следуя через местность, занятую
красными и бандитами, или домой, на север – через те же
препятствия. Решили немного переждать, последить за событиями.
Наше ожидание окупилось сторицей. Большевиков (а точнее,
бандитов и мародёров, поступивших им на службу) подвели
самоуверенность, жестокость и безнаказанность. Когда начались
грабежи и изнасилования на Дону, казаки поднялись и обрушились на
оккупантов. Возглавил их талантливый организатор и военачальник
Краснов. Тут-то и мне нашлось место, и моему отцу.
Вот только развела нас тогда судьба. Я попал в пулемётную
команду, а мой драгун-родитель – в кавалерийскую часть. Какое-то
время воевали рядом, но единый фронт отсутствовал: что красные, что
казаки действовали небольшими мобильными группами, много
маневрировали. Части мотались из стороны в сторону, и вскоре всякая
связь с отцом прервалась.
Что с ним сталось, сложил ли батюшка голову в схватках или сумел
эмигрировать (если б в России остался, обязательно вернулся бы
домой) – я не знаю. Молюсь за отца каждый день, а уж Господь
ведает, где оказать помощь родителю.
…Гражданская война сильно отличалась от второй Отечественной. До
того я дрался с германцем, защищал Родину, её интересы. Здесь я
вроде бы так же сражался с врагом, да только не с иноземцем, а со
своим же, русским братом. Быть может, среди тех, кто поднимался в
атаку под пулемётным огнём моего «максима», были вчерашние друзья,
знакомые, сослуживцы; я никогда не смотрел на тела павших, боясь
кого-то узнать. Да, их направляла чужая, вражеская рука, вот только
гибли на поле брани свои же, русские.
«В годину смуты и разврата не осудите, братья, брата…»
Эх, если бы на гражданской войне такое было возможно!
…За 4 года бесконечной войны казаки устали. Того стержня, что
был у красных (расстрелы, комиссары, семьи в заложниках), воины
Краснова не имели. И когда забрезжила возможность замириться,
большинство казаков сложило оружие – тем более что сил держаться
против большевиков уже не хватало.