— Вагон дальше не пойдет! —
высовываясь в приоткрытую дверку, внесла окончательную ясность мисс
трамвайно-троллейбусное управление 2009, курносенькая и миловидная.
— И когда пойдет — не знаю. Часа через два, не раньше. Так что кому
на Молочку — ногами быстрей дотопаете.
Эх, испортила образ! Но именно в этот
момент Годунов в полной мере осознал, что вернулся. Не центральный
рынок, а Молочка, — это по-нашему!
На Молочку он не собирался. Но все
равно вышел. Наличие чемодана прогулке никак не способствует,
однако же… В конце концов, не такой уж он и тяжелый, чемодан, в нем
всего лишь стандартный дорожный набор да ноутбук «мечта попаданца»
с горой военно-исторической литературы, кучей альтисторических
романов и несколькими стратежками.
Годунов никогда не считал себя ни
историком, ни, упаси Господи, геймером (на пятом-то десятке!), да и
сказки о суперменах, с ходу начинающих менять историю, его уже
изрядно притомили. Он вообще никогда не ставил увлечения выше
службы. То есть, по мнению бывшей супруги, был редкостным занудой.
Бывшая всерьез полагала: выше службы для него в этом мире не
существует ничего. Вообще и вовсе. Именно она однажды сказала (без
пафоса, скорее, с жалостью): такие, как он, Саня Годунов, созданы
не для службы — для служения. А в череде предшествовавших разводу
семейных сцен главным обвинением было сакраментальное: «Твои
приборы тебе дороже живых людей!» Однажды в довесок, чтоб уж точно
наповал, бросила совершенно несусветное: «Ты у нас весь такой
правильный, здорового авантюризма в тебе ни на грош. Ты, наверное,
и в детстве по деревьям не лазал, с мальчишками не дрался и
девчонок за косички не таскал!» Бывшая в совершенстве владела
пресловутой женской логикой, отягченной высшим образованием и
природной склонностью к демагогии: в пару фраз могла заложить такое
внутреннее противоречие, что оно от одного, даже очень осторожного,
прикосновения детонировало. Начни он, допустим, объяснять: хороший,
мол, командир должен, прежде всего, уметь находить контакт с людьми
и при этом не терять выдержки, — тотчас услышал бы: у тебя машинное
мышление, и ты инструкция ходячая, которой чужды спонтанные —
истинно человеческие! — поступки. Хорошо хоть профессионала в нем
жена признавала без колебаний…
Впрочем, что теперь толку об этом
думать? Он вернулся в Орел, бывшая осела в Питере. Любовная лодка
разбилась… не сказать что о быт, Ларку он и в приливе гнева не
считал оранжерейным цветочком; тут больше всего подходило
тривиальное определение «не сошлись характерами». Дело всей жизни
тоже вдруг осталось… в прошлой жизни. И что дальше? Что такое его
профессиональный опыт для средней полосы России? То-то и оно… Ни
родных, ни друзей, ни хотя бы приятелей тут у него нет; как-то
сразу выяснилось: все, кого он мог назвать друзьями, одновременно
были и сослуживцами.