И Мити в городе нет. И Варькиного
Павла нет. И окна домов заклеены бумажными полосами крест-накрест.
И лица прохожих вроде бы просто сосредоточенные, а на самом
деле…
Прифронтовой.
* * *
Дома, в Гурьевском переулке — то есть
в Хлебном, просто старое название привычней, — все так же, как было
при жизни мамы: герани на подоконниках, крахмальные покрывала на
кроватях, вышитая скатерка. «Символы мещанского благополучия», —
беззлобно поддевал свояченицу Митя. А если всерьез, Варька — она в
маму, хозяйка необыкновенная. Вот и сегодня: десять минут — и обед
на столе. Не такой, конечно, какими потчевала до войны. Но все ж
картошка есть, и соленые огурцы… да что огурцы! пирожки — и те,
правда, не с мясом, а с мелко покрошенным луком. Для наголодавшейся
в дороге Лиды — роскошное пиршество.
— В дорогу напекла, — как бы между
делом обронила Варя.
— Кому в дорогу?
— Нам.
Лишь сейчас взгляд Лиды зацепился за
бесформенный баул в углу. Из баула на удивление неряшливо свисал
рукав детской вязаной кофточки.
Помолчали обе: одной не хотелось
говорить, другой — слушать.
Ходики спокойно, как ни в чем не
бывало, отсчитывали минуты.
— Лидусь, я письмо отправляла, но
оно, видать, тебя уж не застало. Я написала, чтоб ты сразу к тете
Дусе…
Младшая отодвинула тарелку — то ли
насытилась наконец, то ли кусок стал поперек горла, она и сама не
разобрала. Проговорила с усилием:
— Получила я его. Но мне казалось, ты
передумаешь. Мама всегда говорила, что дома и стены помогают.
И добавила тихо-тихо, чтобы постыдная
неуверенность не так была слышна:
— Варь, ну зачем тебе уезжать? Орел —
центр военного округа, тут должны быть какие-то войска, правильно?
Не сдадут…
— Какие-то... — Варя покачала головой
в такт движению маятника. Пугающе механическое движение. — Поехали
с нами в Каменку, а?
— Это чего, бежать, что ли? — Лиде
стало и досадно, и неловко. Отвернулась к окну, дернула черную
тяжелую занавеску…
— Закрой, закрой! — старшая порывисто
и суетливо отвела ее руку. — Нельзя… затемнение.
Перевела дух. Но испуг из глаз не
ушел, Лида видела. — Станцию бомбят, и нам перепадает… Сегодня так
и вовсе три воздушных тревоги было, и третьего дня… Перелыгиных
помнишь? Как половина народа с депо — кто на фронт, кто с семьями в
эвакуацию, так Порфирич на железку в сторожа подался. Ну вот… —
Варя глубоко, со всхлипом вздохнула. — Ногу ему оторвало в
бомбежку. Это летом еще. До пункта первой помощи не довезли. И
Иванниковых разбомбило, Маруся с детьми теперь у бабки в
деревне.