— Ее бы к архане молодой пристроить,
— сказал как-то Брэн, любуясь идущей по двору Лией. — Служанкой.
Что же такой красоте в деревне пропадать?
Рэми вздохнул. Давно бы Лия в беду
попала, если бы за ней в лесу старшой не присматривал, а в замке —
Брэн, который опекал Рэми как младшего брата, а Лию — как младшую
сестренку. Но время шло, Лие пора жениха подыскивать, а она,
кажется, о замужестве даже не думает. Рэми пробовал с матерью
поговорить, да та все отмахивалась, рано, мол, еще.
А куда там рано? Все ровесницы Лии
замужем давно, детишек растят. А сестра красоты своей будто и не
замечает вовсе. Вот и теперь улыбается Бранше, а тот и млеет.
Благо, что толстяк на горшках помешанный, а то пришлось бы гостя на
сеновал выпроваживать.
Рэми вновь вздохнул. Знал он таких
одержимых. Брэн тоже за лошадями ходит, будто те людей лучше. Днями
в конюшне сидит. Добро это, когда свое дело любишь.
Рэми как бы любил. В лесу хорошо, но
душа просит большего. Может, того блеска в глазах, как у Бранше,
когда тот говорит о еде? А вместо этого уже семь лет Рэми торчит в
лесу и, наверное, всегда тут торчать будет...
Хорошо бы, но не
надейся...
Опять этот голос... И ночь за окном
сгустилась еще больше, а сияющая Лия уже утащила Бранше в кладовую,
хвастаться заготовками. И когда Рэми поплелся вслед за ними, гость
и Лия как раз взахлеб заспорили, как правильно солить капусту.
Рэми улыбнулся, украдкой стащил
яблоко из стоящего у дверей ящика, и незаметно ушел в свою комнату,
хрустя по дороге сочным плодом. Здесь и нашла его мать.
— Отнесешь прачке? — спросила мать,
подавая кувшинчик с теплым зельем. — Знаю, что темно, но пса
возьмешь, да и недалеко тут, а она может до утра не дотянуть.
Вовремя ты с живокостью вернулся... совсем она плоха же.
— Мама, почему они не позвали
виссавийцев? — спросил Рэми, накидывая на плечи плащ.
— Ребенка она своего извела, — в
голосе матери послышалось знакомое презрение, а Рэми лишь
передернул плечами.
Виссавийцы! Всем хороши: исцеляют и
взамен не просят ничего, являются по первому зову, но и дивные
какие-то. Кутаются в зеленые тряпки до самых глаз, будто скрывают
что-то. И глаза у них необычные: черные, огромные, почти лишенные
белка… и холодные. Как можно быть холодным и исцелять? Да и зачем
исцелять в чужой стране?
— Виссавиец лечить отказался.
Сказал, боги покарали. Может и так, но я не могу ее оставить.