Но… тогда поздно было. Я помню
бьющий по глазам лунный свет и столь глубокие тени во дворе. А еще
— скрип входной двери, шлепанье босых ног по ступенькам и широко
раскрытые в радости глаза сына. Тень… дикий ужас… и крик, что до
сих пор в ушах стоит. И хлынувшая во все стороны кровь.
Я никогда не убивал никого с таким
восторгом, как убил оборотня, отнявшего жизнь моего сына. Я никогда
не плакал так горько, как снимая тело жены с веревки. И жизнь моя
тогда и закончилась… до тех пор, пока я не увидел тебя, волчонок… и
то же дикое понимание в твоих глазах, какое было в глазах моего
сына, Лаши».
Вновь повисло молчание. Долгое,
бессмысленное. Рэми захотелось спать, сонная одурь уже почти
завладела пьяным телом, он даже видел отрывки сновидений, как
старшой продолжил: «Завтра уезжаю. Может, это и к лучшему — вдали
от тебя, мальчик, мне будет лучше. Ты слишком похож на Лаши, такой
же чистый душой, такой же безмолвно обвиняющий. Если бы ты знал,
что я натворил, наверное, ты бы меня проклял… мой глупый
свободолюбивый волчонок».
Рэми устало закрыл глаза. Где-то
вдалеке подпевала огню Эли с разлетающимися в разные стороны
косами, мурлыкала на коленях кошка, а с натянутой до остроты нити
слетала еще одна капля. Рэми лениво попытался вынырнуть из пучины
пьяного бреда, но уже не смог. И почти не удивился, когда скрипнула
рядом лавка, а чужие пальцы погладили по щеке, стирая слезу: «Не
думай обо мне плохо, волчонок». А потом накрыл сон, вновь унес на
крыльях под самые облака, туда, где истекали дождем тяжелые тучи и
над одеялом облаков всходило ярко-алое солнце. Дернулись за спиной
крылья, ударили по воздуху. Тихий голос прошептал на ухо: «Я
заждался, мой носитель» — и нити судеб заскользили сквозь пальцы.
Все меняется. Вот прямо сейчас все и меняется.
Проснулся Рэми, наверное, рано — не
понять. Страшно болела спина, затекли руки, устроилась на столе,
смотрела на Рэми внимательным взглядом огромная крыса. Она
наклонила голову, дернула длинным хвостом и спрыгнула на пол, а
Рэми, удивленно моргнув, выпрямился.
Догорал огонь в камине и было слегка
душно. Все так же пахло травами, но сегодня этот запах раздражал,
растрясал внутри болото тошноты. Крупные капли лупили по крыше, а
казалось, лупили по голове ненавистными навязчивыми молоточками. От
полной чаши на столе пахло хмельным. Рэми взял чашу, погрел ее
слегка в ладонях и отпил глоток. Не то, вчерашнее, вино, а более
слабое, теплое и сладковатое на вкус.