Айяна указала на тропинку, уходящую в густой сумрак сада.
– Иди, не перепутаешь. Здание там всего одно. Скажешь мастеру
Эйче, что я прошу его заняться сегодня и с тобой. Понял?
Я кивнул.
– Иди.
И солнце село.
И я пошёл по тропинке. Куда-то во тьму. Даже светлячков не было
в этот вечер, хотя потом я видел их в саду постоянно. Не было и
света во мне. И вовне меня – его тоже не было.
Но здание я увидел: длинное и приземистое, как барак. И
занавеску вместо дверей, прозрачную, едва подсвеченную изнутри.
Значит, там был кто-то живой, раз светилось.
Я поднырнул под занавеску. И остановился в недоумении. Народу
внутри оказалось не под стать звукам. Передо мной, в зале вроде
спортивного, сидело прямо на деревянном полу человек сорок. И –
тишина. Мёртвая.
Холостая, когда столько мужчин.
Эти мужчины не любили ещё так, как я. И не теряли, как я.
Значит, их было сорок, но я перевешивал.
И я был один больше их всех, пока не скользнула вдруг тень, и в
середине зала не возник худощавый, старше среднего, человек.
Я мог поклясться: ещё секунды назад его здесь не стояло. Видимо,
это и был мастер Эйче.
Незаметный, тонкий, неслышно скользящий над полом. Я и не знал,
что у эйнитов есть бойцы, потому что никем другим мастер Эйче быть
не мог. Бойца распознают по походке и по глазам, телосложение здесь
неважно.
Я неловко поздоровался, смешав привычное абэтодасмэ в
бессмысленную кучу звуков.
Мастер не ответил, только махнул рукой: садись. И я сел прямо на
пороге.
Но двигаться внутри себя я не перестал, и мы сошлись с мастером
глазами.
Он повторил мне:
– Садись!
Это был не безразличный эйнитский мастер Зверя, и не грантский,
видящий в глубине будущего только свои игрушки. Эйнитский мастер
Эйче оставался человеком. И он видел, что сев, я не
остановился.
Он шагнул ко мне, и я поднялся под его взглядом.
Мастер тенью лежал передо мной. Я был сгустком напряжения, он
стоял рядом со своим напряжением.
Если бы я убил сейчас его тело, мастер, наверное, пожал бы
плечами и тенью скользнул мимо меня и себя.
Только в слепоте ярости можно сойтись с таким бойцом. Но ярость
моя всегда пуста. Я из тех, кто убивает так, как чистят свои же
раны, или подставляют тело под бич.
Он посмотрел, я отрицательно качнул головой.
Он не согласился и указал мне в центр зала.
Меня невозможно заставить драться, если я не хочу драться. Но я
вышел в круг. Мне было всё равно.