— Сделка в силе, парень. Как, говоришь, тебя зовут?
— Каньявера. Или Каньета. Или Ньер. Или Ньет. Как хотите.
Вежливый! Господин Илен, ты когда-нибудь слышал, чтобы фолари
говорил тебе «вы»?
Мир меняется. На твоих глазах меняется, идол стоеросовый, к
добру ли, к худу — посмотрим. Этот парень вовсе не школьник. Может,
он вдвое старше тебя, господин Илен, может, ему тысяча лет. Не
забывай об этом.
— Давай на «ты», — предложил Рамиро.
Фолари улыбнулся.
Зубы у него подпилены не были.
Прежде чем вручить Каньявере, или Ньеру, или Ньету колесико для
разрезания торта, Рамиро обмотал ручку толстым слоем изоленты.
— Годится?
Парень кивнул.
— Катишь колесиком по контуру. В крафте получаются дырки. Потом
крафт вешают на свежеоштукатуренную стену и затирают углем. Рисунок
таким образом переводится на штукатурку. Это называется припорох.
Рисовать прямо на стене очень долго и сложно, к тому же штукатурка
высохнет.
— Я понял, — сказал фолари.
Крафтовая бумага с переведенным по клеткам эскизом застилала в
мастерской весь пол и у одной из стен была подвернута в рулон.
Многофигурная композиция для главной залы, полотнище восемь на
четыре. Его предстоит еще разрезать на полосы. По крафту плыли
двенадцать Лавенжьих кораблей, ведомых каманой — птицей с головой
рыси; посредине, на фоне Стеклянного Острова, в лентах тумана
стояли Сумеречная Королева и святая Невена, и по таким же лентам
шагали навстречу союзникам-людям прекрасные воины-дролери.
Стеклянный Остров был пуст, хотя на деле там следовало изобразить
полчища хтонических чудовищ, Ньеровых соплеменников.
Заказчик особо подчеркнул, что видеть чудовищ у себя на стенах
не желает, и Рамиро, наверное, впервые за годы работы порадовался,
что не рисовал фолари. Впрочем, Ньет ничего не спросил и никак
композицию не откомментировал.
Взял колючее колесико и опустился на колени у края безбрежного
полотна.
Рамиро поднялся на антресоли. Некоторое время понаблюдал, как
мальчишка ползает по крафту под огромным наклонным окном, потом сел
за стол и положил перед собой «Песни сорокопута».
***
Ньет проколол последнюю дырку в трескучем крафте, с трудом
разогнулся, похлопал по коленям. Уголь с набросков незаметно
переполз на ладони, штаны, локти и куда достал. Наверху, на
антресолях, слышалось ровное гудение. Вроде как осиное гнездо.