Отец отстегнет ремень, который свободно упадет одним концом на
пол и последний раз взглянет в залитые слезами глаза сына, с
которых еще не сошли старые синяки. Он ухватит ремень за свободный
конец, намотает его на руку, конечно же, пряжкой вниз, немного
покачает им задумчиво из стороны в сторону, а потом опустит ремень
на спину, шею, голову, руки, ноги ребенка. И так будет продолжаться
до тех пор, пока мальчишка не замолкнет или пока на его теле не
останется достаточное количество звезд. Потом он наденет ремень,
вернется в зал и усядется смотреть свои сериалы. Мать выйдет из
спальни и, не говоря ни слова, соберет ему поздний ужин. Вова, если
сможет поднять руки, если будет их чувствовать, проглотит еду, не
ощутив ее вкуса, так как заботить его будет только жгучая боль во
всем теле, и потом пойдет спать. Перед сном он поблагодарит Бога,
за то, что он еще на один день отсрочил перелом руки или даже
травму головы от зверских ударов пряжкой, поплачет еще несколько
минут, прося Боженьку прекратить эти мучения, и уснет неспокойным
сном.
Вова содрогнулся всем телом, его дыхание перехватило, и он на
секунду ощутил, как на его щеку опускается ставшая теплой
металлическая пряжка, острые грани звезды оставляют на лице длинные
кровавые полосы. Мальчик тихо всхлипнул. Мимо пролетела машина, так
проревев двигателем, что обычный мальчик на его месте бы подпрыгнул
от страха и еще несколько минут трясся бы в кустах, но Вова не
боялся страшных звуков, не боялся мертвецов и темноты, не боялся
чудовищ. Он не испытывал такого примитивного страха, его страх был
гораздо ближе и реальнее чем кто-либо мог представить, ведь
чудовище жило с ним в одном доме.
Вова вдруг вздрогнул и стал оглядываться. Ему показалось... хотя
нет, наверное, все же показалось. Он сделал вперед несколько шагов
и остановился. Нет, определенно не показалось. Он снова огляделся.
Вокруг было пусто. Черные деревья спокойно покачивали редеющими
кронами, кусты тихо пощелкивали, словно через них продирается
кто-то маленький, неуклюжий. Вова знал, что это тоже ветер, или
может кошка, что забралась туда, прячась от машины. Дома стояли
темные, уснувшие, горящих тусклым светом окон можно было
пересчитать по пальцам одной руки. Рынок давно уже опустел (это был
вещевой рынок, он располагался в двух кварталах от продуктового и
точно с противоположной стороны дороги), ларек с мороженным сверкал
черными окнами витрин. Единственный светофор на перекрестке часто
мигал своим черным глазом. Его свет отражался от мокрого асфальта,
окрашивая серое дорожное полотно в оранжевый цвет, и вспыхивал в
сдвоенном окне торгового павильона. Никого, ни души. Но Вова кожей
чувствовал, что за ним кто-то наблюдает.