Отец еще какое-то время будет сидеть, и смотреть телевизор,
возможно пока не закончиться передача или один из этих тупых
сериалов про ментов, а затем поднимет пульт и выключит его. Экран
потухнет и в нем отразится бледное задумчивое лицо отца. Он
медленно поднимется, залпом допьет пиво, свернет дневник в трубку и
повернется к сыну.
- Пап, я больше так не буду... - взмолится Вова.
Отец подойдет ближе, посмотрит на него почти ласково...
- Я больше не буду... - разрыдается Вова. – Пап, прошу тебя, я
больше не буду.
... и с размаха ударит сына свернутым дневником сначала по
губам, чтобы прекратить это рыдание, а за тем по голове, чтобы
вбить ему мозги на место. Скорее всего, первым ударом он снова
разобьет губу, и кровь брызнет на обои, которые и так уже покрыты
коричневыми разводами, словно от пролитого кофе.
- Прошу... не надо...
Второй удар по губам, чтобы не ныл как тряпка и чтобы, наконец,
перестал пачкать мебель, на которую они с матерью так долго копили
деньги. Третий удар в ухо уже кулаком. Это для того, чтобы паршивец
понял каким трудом им достаются деньги.
Вова будет лежать на полу, с его губ будет капать кровь, а левое
ухо будет жутко гореть и пульсировать.
- Ты позоришь нас, сынок, – подаст голос отец, тихий, ласковый и
от того еще более пугающий.
Он отложит дневник на тумбу в прихожей и снова повернется к
сыну.
- Я больше... так не... буду... - захлебываясь рыданиями, будет
повторять Вова, прикрывая лицо руками.
- Ты позоришь нас, – снова повторит задумчиво отец. – Что я тебе
говорил, когда нас вызывали в школу прошлый раз?
- Пап...
- Я тебя предупреждал, – скажет он скорее утвердительно и
опустит руки на пояс.
- Нет, пап, нет, не надо... прошу тебя не надо... я буду
хорошим... буду приносить только хорошие оценки... уберусь дома,
уберусь в гараже... не надо... - взорвется рыданиями Вова глядя на
отца округлившимися глазами, в которых застынет неописуемый
ужас.
- Я предупреждал тебя, паршивец, но ты не услышал меня. Видимо
теперь придется эти слова в тебя вбить.
- Умоляю, папа, не надо... я люблю тебя... я буду хорошим.
У отца была одна особенность, скорее странная, чем забавная.
Даже не смотря на то, что он все время ходил по дому, да и зачастую
в магазин за папиросами, в трико с вытянутыми коленками, он все
равно продолжал носить старый армейский ремень со звездой на
металлической пряжке. Он надевает его всегда, когда приходит с
завода, где работает водителем ЗИЛа, скинув серые, как тушка мыши
штаны, на пару сантиметров ниже поясной резинки трико. Он сядет в
кресло, возьмет пиво (а иногда и водку, если день был особо
тяжелый, захватив соленые огурцы и селедку. Потом он, конечно,
долго будет трястись на толчке, содрогаясь от спазмов, но его это
не остановит и на следующий раз) засунет большой палец левой руки
за ремень и включит телевизор, чтобы посмотреть «Время», а по
пятницам и «Поле Чудес».