– Ждите, – сказал он. – О вас доложат.
Сыщики остались ждать.
Времени на ожидание ушло порядочно – ну, или, по крайней мере,
Тье так казалось. Он успел заскучать, наново перевязать пояс и
расправить складки форменного одеяния с рисунком морских волн и
нашивкой в виде узенького серпика-полумесяца на левом плече (до
полной луны, красовавшейся на плечах Шана и Ная, ему было еще
далеко), снова заскучать, пройтись вдоль ворот взад-вперед,
остановиться, переминаясь с ноги на ногу и вновь заняться поясом. И
лишь тогда ворота распахнулись.
– Пройдите, – прежним тоном произнес привратник. – Вас
проводят.
Провожатым оказался давешний помощник. За минувшее время он
успел совладать с собой, но все же то и дело оглядывался на тройку
сыщиков. Тье недолюбливал такие беглые, но упорные взгляды. Однако
сейчас ему не было до них никакого дела. Дорога к дому шла через
сад – и Тье был совершенно не готов к подобному зрелищу.
А ведь он знал толк в садах. Но ничего подобного он не видывал
сроду. Сад был не только огромным, но и очень старым. Ведь только
по истечении сотни лет кора письменника начинает сминаться в
складки и борозды, так похожие на иероглифы – а на здешних
письменниках гладкого места не найдешь. Иные стволы талисманного
дерева здесь можно обхватить разве что вдвоем, а то и втроем –
неслыханное дело! И пестрокрыльник, редкий в местном климате,
чувствовал себя превосходно. Пора его цветения уже миновала, да и
ничего особенного из себя его мелкие зеленоватые цветочки не
представляли – зато крылатки с семенами природа щедро разукрасила
всеми цветами радуги. Тье мигом вспомнил, как он любил в детстве
прыгать в ветреный день под густой кроной, осыпаемый веселыми
ворохами крылаток.
И не только пестрокрыльник – многие цветы здесь напоминали Тье о
детстве. Потому что это были простые цветы, каких на любом лугу
полным-полно. Здесь они росли бок о бок с редкими и капризными
растениями вроде королевских мотыльков, с которыми не всякий даже
опытный садовник управится. Здесь их было столько, что глаза
разбегались – Тье и половину не смог бы назвать. А рядом с их
великолепием ничуть не меньше радовали взгляд совсем другие цветы.
Не как бедные родственники, не как взятые в дом из милости
приживалы – но как равно прелестные иной прелестью. Прятались в
траве золотые колечки мышиной сережки. Синели вдоль каменной
дорожки капельки лисьих слезок. Кошачьи колобки еще не расцвели, и
их белые округлые бутоны забавно покачивались над резными листьями.
Со всеми удобствами расположилась у подножия каменного мостика
крепкая бодрая растопырка. Возле беседки парили в тени на невидимо
тонких стеблях крохотные белые звездочки пристеночника. Редчайший
декоративный лишайник «борода сановника» свешивался со старого
валуна до земли, путаясь в зарослях самой что ни на есть
обыкновенной полосатки. Ярко лоснились золотистые лепестки обманки,
в родных краях Тье прозываемой драконьей денежкой. И вливая свой
приглушенный аромат во все запахи сада, цвела белыми колокольчиками
травка под названием «долгая память» – не слишком из себя видная,
да и пахнет не так чтобы особо сильно, зато благоухание ее не
теряется годами, даже если ее высушить.