– Положи к себе. Вдруг разбежимся,
мало ли... Не помирать же с голоду.
– Зачем разбежимся? – испугался
я.
– Разбегаться незачем. Но
перестраховаться надо. Руины бывают сильнее наших желаний.
Фольга на удивление холодная, пальцы
намокли от инея.
– Не протухнет? – спросил я.
– Ледяная бумага из чешуи морозавра.
Как в холодильнике.
Складываю мясо в соседний с
углечервями отдел.
Коридор костей остался позади. Мой
автопилот настроен на плащ Бориса, взгляд изучает Руины. Борис
травит всякие руинные байки о местных героях и своих
знакомых...
Нашли воду. Льется с потолка, струя
в полете рассыпается на облачко капель. Борис смотрит на водопадик,
задрав голову.
– Таких проточин тут много.
Поставляет высоко чашу ладоней,
умывает лицо, полощет рот. Уступы и выступы стены позволяют ему
залезть, как пауку, под потолок, где ручей цельный, Борис
поставляет под струю горлышко фляги, которую бесстыдно осушил
я.
Тоже умываюсь. Оттираю кровь и
комариную кашу. Завернуться бы в халат. И выпить капучино.
– А макдональдсы тут есть?
– Не встречал.
Борис спрыгивает ко мне, пальцы
накручивают на горлышко фляги крышку.
– Хотя, если подумать, Руины – один
сплошной макдональдс. Для тварей. А мы в роли гамбургеров и
хот-догов.
– Надо им прочесть лекцию о вреде
суррогатов.
– Флаг в руки. Секунде на третьей
пламенной речи руки-то и откусят. Вместе с флагом.
– Не, пусть кусают флаг, а я успею
удрать.
Борис наполняет емкости для воды,
чудесная торба глотает одну за другой и не толстеет, мечта любой
женщины, да и мужчины.
Слоняюсь по коридору. Из-за водопада
пол затоплен, скачу, как балерина, с одного сухого островка на
другой. Островками служат выпавшие из стен и свода плиты. Но
кроссовки все равно уже мокрые.
В очередной раз перепрыгнув с плиты
на плиту, увидел в черной прямоугольной нише, где когда-то был
кирпич, мышь.
Мышь увлечена поеданием какой-то
букашки.
Подкрадываюсь...
Ловлю за хвост. Жутко собой горд.
Добыча! Мышь дергается, из нее рвется писк... и восторг сменился
стыдом. Под ногами плавает жучок, которого мышь выронила. Быть
может, не ела три дня, а это первая пища...
– Это смышь, – сказал Борис совсем
рядом, я вздрогнул.
– Мышь?
– Смышь.
– Почему смышь?
Зверек вспыхнул как фотоаппарат, я
на миг ослеп, потом снова увидел два сомкнутых пальца. Мышиного
хвоста в них нет.