Килька вертел головой, с трепетом глядя на пестрое сборище
береговых братьев, пирующих за столами и у стойки. Кое-кто уже
храпел на полу, остальные только входили в раж. Кружки
сталкивались с кружками, на дальнем столе метали кости,
еще за одним столом заливались смехом две симпатичные девицы.
Мне отчаянно захотелось присоединиться к веселью. На мне была
лучшая одежда, на поясе кроме двух ножей и абордажной сабли висел
кошелек с долей, полученной за проданного «Сан Фелипе»… Но Дон,
глядя на меня через плечо Мэг, в перерыве между поцелуями мотнул
головой: «Идите!»
Я с досадой плюнул и потянул Кильку в сторону, к боковой
лестнице. Мы поднялись на один пролет, я открыл дверь ключом,
полученным от Каролинца, впустил Кильку, вошел сам и запер дверь
изнутри.
Мы очутились в небольшой, чисто прибранной комнатушке. Солнечные
лучи, бьющие в окно с частым переплетом, освещали шкаф в углу,
кровать с резным изголовьем, сундук в ее ногах и стоящий посередине
комнаты стол с прибором для письма: чернильницей, перьями и
склянкой песка на бронзовой подставке. Комната брата Мэгги,
сгинувшего три года назад в морях. Если бы старый Гриф узнал, что
дочка дала Дону ключ от этой комнаты, он отлупил бы ее ручкой
метлы. Если бы он узнал, чем Мэгги с Доном занимались на кровати с
резным изголовьем, с него, пожалуй, сталось бы подать жалобу
губернатору.
Я ухмыльнулся, подошел к сундуку и откинул крышку. Внутри лежали
стопки старых счетных книг: пыльные тома в кожаных обложках. Гриф
заставлял сына вести счета, неудивительно, что тот сбежал в пираты.
Я взял верхнюю книгу, полистал, нашел чистый разворот и хлопнул
тяжеленный том на стол.
— Садись, – велел я Кильке.
Тот послушно уселся, и я подтолкнул к нему книгу.
— Здесь тебя не укачивает?
Килька помотал головой.
— Тогда рисуй! – велел я, развалился на стуле по другую сторону
стола и закинул ноги на угол.
Внизу затянули «Сундук Мертвеца»:
— Их мучила жажда в конце концов.
Йо-хо-хо, и бутылка рому!
И чудилось им, будто жрут мертвецов.
Йо-хо-хо, и бутылка рому!
От пения подрагивали половицы, и перо подрагивало в руке Кильки,
когда он принялся рисовать, порой высовывая от усердия кончик
языка.
Неужели он и вправду изобразит толковую карту?
Неужели он и вправду сын Морского Черта?
Луис предложил вставить парню фитили между пальцев ног, чтобы
узнать правду, но папаша обозвал канонира безмозглой креветкой.
«Любой нарисует что угодно с горящими фитилями между пальцев или с
веревкой, затянутой вокруг головы! Мне нужна настоящая карта, а не
каракули «я нарисую что попало, только не мучайте меня!»