— А ведь идет шторм, – сказал Стив, когда мы побежали к
грот-мачте.
— Похоже на то, – бодро согласился я.
Жажда, голод, жара и тупое сплеснивание концов так мне
осточертели, что я радовался тучам и ветру как долгожданной
перемене.
Едва мы зарифили грот, палубу захлестнула первая волна и с
ленивым шипением стекла через шпигаты. После второй большой волны
папаша велел юнге слезть с марса и идти в капитанскую каюту, чтобы
крепить там все, что можно закрепить, в том числе строптивое
кресло. Любимчик капитана убрался в сухое место, а остальные
принялись протягивать от носа до кормы штормовые леера.
Ветер стремительно крепчал, вскоре отец приказал спустить
трисель и взять еще один риф на гроте.
На «Аланне Дин» остались только зарифленный грот и кливер, когда
на нее обрушился ад.
На пути к «проклятому золоту» мы дважды попадали в шторма, но
тогда океан только слегка взъерошивался и ворчал, сейчас же он
ощетинился волнами, взлетающими до середины мачт, и ревел, как
кровожадное чудовище.
Барт, привязавшись к штурвалу, делал все, чтобы не дать шхуне
развернуться боком к волне, пока «Аланна Дин» неслась на юго-восток
со скоростью двенадцать узлов, не меньше. Спустя час такой гонки
отец приказал рифить кливер.
Каким-то чудом нам удалось выполнить этот приказ, вместе с носом
судна то ныряя в воду, то взмывая над ней. Океан решил показать
все, на что он способен, и мы боролись за свои жизни и за жизнь
шхуны среди громадных валов и ураганного ветра. Собачья вахта давно
кончилась, но никто об этом не вспоминал; даже больные выползли из
твиндека, решив, что лучше быть смытыми за борт, чем захлебнуться в
тесном темном пространстве.
Когда отец, цепляясь за леера, добрался до штурвала, чтобы
сменить Барта, фор-стеньга[3] с
оглушительным треском сломалась и, запутавшись в такелаже, рухнула
на правый борт. Шхуна резко накренилась, черпая этим бортом
воду.
— Руби снасть!!! – проорал отец сквозь завывания бури.
Если мы не избавимся от стеньги, очередной порыв ветра запросто
перевернет шхуну, и тогда – здравствуй, Дэйви
Джонс,[4] принимай дорогих гостей!
Цепляясь за что попало, мы рубили, резали, кромсали, а волны
продолжали захлестывать накренившуюся «Аланну», стараясь унести нас
с собой. Когда очередная волна схлынула, я жадно вдохнул воздух
пополам с солеными брызгами, посмотрел вверх – и замер. Надо мной,
как сама смерть, нависла невозможно высокая темно-зеленая гора, с
ее загнутой верхушки летели клочья пены, основание блестело, как
бутылочное стекло.