— Бей! – вопил штурман. Его палаш расчищал палубу от врагов, как
железный вихрь.
Поскальзываясь в крови, с саблей в правой руке и шпагой в левой
я рвался туда, где мелькали впереди рыжие космы и гремел
оглушительный бас.
Бой был недолгим.
Когда я догнал отца на полубаке, уцелевшие португальцы уже
бросали оружие и вскидывали руки вверх.
Отец оглянулся и скользнул по мне диким взглядом. Его левую щеку
пересекал свежий кровавый порез, но в глазах сверкало победное
торжество.
— Борт наш! – проорал он.
Все мы подхватили этот крик, нас наверняка услышали даже на
берегу. Португальцы попадали на колени, сдаваясь на милость «слуг
сатаны».
Пинками и тычками сабель мы перегнали пленных на «Аланну»,
которая теперь держалась на плаву только благодаря абордажным
крюкам и баграм, намертво сцепившим шхуну с португальским шлюпом.
На юте нас встретил Килька-Ловец, бледный, как жабры уснувшей рыбы.
Он наблюдал за боем из безопасного места и шарахнулся, когда я
шагнул к нему с окровавленной саблей в руке.
— Остин! – услышал я окрик отца, пожал плечами и отвернулся.
Кроме Кильки и больных на «Аланне» оставались Гром Разящий с
рукой на перевязи и Луис, вместо палки опиравшийся на длинный
багор. Гром и Луис ухмылялись с довольным видом.
— Мы тут малость порыбачили, – сообщил Луис. – И выловили важную
персону.
Он толкнул багром лежащего у его ног человека, заставив того
подняться. Это был тот самый священник, который обозвал нас
«слугами сатаны». С него потоками текла вода, но взгляд его
полыхал, как адское пламя, и первое, что он сделал, открыв рот –
проклял нас до седьмого колена сперва на дурном английском, а после
– по-латыни.
— Професс?[1] Это еще что за рыба? –
процедил Янссен, глядя на иезуита ледяными глазами из-под повязки
на лбу.
С португальского шлюпа неслись крики и стоны раненых. Из наших
пострадали трое: Янссену шпага чиркнула по лбу, Тому в руку выше
локтя угодила мушкетная пуля, у отца должен был прибавиться новый
шрам на лице.
Все пленные португальцы вели себя тихо и смирно – кроме
выловленного Луисом иезуита Раймундо Родригиша. Этот бесновался,
как пес, которому сунули под хвост стручок жгучего перца.
Опираясь на окровавленный палаш, отец выслушал торопливые
объяснения худо-бедно говорящего на английском пленного, кто такой
«професс», и кивнул.