Он посмотрел на меня и сбавил тон.
— Я продержался на плаву дольше любого другого корсара. А теперь
хочу увидеть, как женится мой сын, хочу увидеть внуков.
Я как раз поднес кружку к губам, но, услышав такое, поперхнулся.
Потом представил, как отец, громадный рыжий детина со шрамами на
обеих щеках, качает на колене сосунка – и повалился на бок, корчась
от смеха.
Мне вернул серьезность мощный тычок под ребра. Усевшись, я
увидел, как отец прошагал мимо, острием палаша проводя на песке
черту. Он дошел до небольшой песчаной насыпи, прикрывающей нас от
моря, воткнул в нее палаш и повернулся лицом к команде.
— Если Роджерс предложит мне прощение, я его приму и отправлюсь
домой, в Голуэй. Кто со мной – встаньте слева от черты. Безмозглые
упрямцы – встаньте справа.
Почти сразу квартирмейстер Янссен встал и присоединился к отцу.
Остальные колебались, но потом поднялся старый Том.
— Если ты бросишь якорь на суше, Пат, у тебя будет, на что жить.
Часть каждой своей доли ты отсылал с английскими торговыми агентами
в разные банки или менял их у Беннета на векселя, так?
Отец вызывающе задрал кудлатую бороду.
— А кто тебе мешал поступать так же?
— Да я тебя не виню, – вздохнул Том. – Ты умный человек, а я
глупец и всегда спускал все до последнего песо. Если я вернусь, мне
придется на старости лет просить милостыню на улицах Лондона. Я
ухожу на «Сан-Фелипе».
Том перешагнул через черту и встал справа от нее.
Это подтолкнуло остальных.
Один за другим люди поднимались и вставали слева или справа от
черты, некоторые – молча, некоторые с негромким: «Я с капитаном»
или «Я остаюсь. Лучше картечь в лоб, чем протянутая рука».
Я молча наблюдал за тем, как мой мир ломается пополам. Я-то
думал, мы будем ходить на «Аланне Дин» вечно; просто не представлял
себе другой жизни. Жизнь на «Аланне» была бесконечной, как звездное
небо… И вот теперь впереди замаячила беззвездная чернота.
Справа от черты встал Одноглазый Стив, слева – молчаливый
датчанин Торвин Крикун и Длинный Шон из Бата. Кок Мейер Хрипун,
поколебавшись, присоединился к группе отца, как и Рябой Хенк, и Жан
Марселец, и обжора Канди Сладкий Зуб. Дон Каролинец причалил к
своему закадычному дружку Стиву, вслед за Доном от королевского
прощения решили отказаться командир канониров Лестер по прозвищу
Гром Разящий, канониры Луис, Кертис Убей Гада и Диогу Островитянин,
штурман Барт, Морис Коротыш и Олаф Полпальца. Чарли Умник,
получивший свою кличку из-за странной любви к книгочейству, пожал
плечами, сказал: