В ушах гудело от какофонии из криков,
стонов и сдавленного, будто придушенного, смеха. Так смеются на
могиле злейшего врага, когда понимают, что удовлетворение от победы
стало острой болью в груди, когда больше незачем жить, когда
осталось только распластаться на свежей сырой земле в тени
надгробья и завыть. Ведь сдохнуть тебе пока не позволили. Я… хотел
этого? Нет! (И где-то глубоко внутри, под каменным прессом страха,
контроля и благих намерений – да!) Боялся? До липкого ужаса вдоль
хребта! До подгибающихся коленей страшился своих припойных видений,
нёсших чужую смерть и чужую жизнь. Боялся однажды увидеть в них
себя, дрожал от ужаса, ожидая того часа, когда больше не смогу
принимать эту жуткую ответственность. За что?.. За…
Я вышиб ногами пробку и выскочил из
стеклянной трубки, тут же напоровшись на холодную сталь. Не
раздумывая, рванул из себя клинок и всадил в нападавшего.
Нападавшую… На пол бескостной грудой осела Дарена Рамски, ведьма,
семь лет назад наградившая меня проклятием припоя. Ведьма, убившая
столько людей, что не привидится в самом страшном кошмаре. А я
застыл, скованный ужасом от содеянного. Я убил человека… Ненависть
угасала в глазах Дарены вместе с жизнью, проклятие слетало с
непослушных губ. Поделом мне! По заслугам! Страдать до конца моих
дней и жить в страхе от содеянного.
Не в силах противиться накатившему
ужасу, я бросился прочь, чтобы выскочить на балкон особняка
Мнишеков. И руки тут же сжались на хрупких запястьях Аланы. Сам
того не желая, впился в её губы, стремясь сломать, разворотить,
убить, но докопаться до истины до... и резко отпрянул, когда она
осела на перила. Из её глаз на меня вновь смотрела Дарена. Я…
чудовище. И нести мне наказание до конца моих дней. Бежать в страхе
от близких и от себя…
Балкон ушёл из-под ног и выбросил
меня на спутанную траву. Вокруг, насколько хватало глаз,
растянулось бесконечное кладбище. Осталось только найти ту самую
могилу, которой никогда не видел и выпросить прощение. Но тусклый
лунный свет высвечивал на надгробиях одно и то же имя — «Бальтазар
Вильк». Неправда! Жизнь ещё обитает под костями и кожей, забившись
в тёмный угол, подальше от сияющего, пульсирующего сердца. Она ещё
со мной. Или я при ней? Кто скажет кроме меня самого?
В ответ на мой немой крик из-за
ближайшего надгробия вышел я.