— Везде здесь лежишь ты, друг
Бальтазар, — произнёс двойник, — под травой, под камнями, под
землёй. Ты везде и останешься тут навсегда. Потому что ты и жертва,
и палач. В своих припойных видениях ты уже давно не видишь разницы
между убитыми и убийцами…
— Это… не так… — слова вырвались из
горла полузадушенным писком. — Я не они…
— До сего дня ты думал иначе, —
усмехнулся двойник. — Продолжаешь врать себе?
Я… да. Он прав. Я думал так. Почему
сейчас нет?
«Потому что это чужие мысли, —
прозвучал в голове чей-то спокойный голос, — они всегда чужие.
Видеть их не означает думать их. Свои мысли думай, болван!»
— Я не они! — прозвучало все ещё
слабо, но уже немного лучше.
— А кто ты?
По спине пробежал холодок. Дошёл до
шеи, скрутил её спазмом. Вывернулся к голове и накрыл морозным
облаком. Поднявшийся ветер прижал к земле тёмную траву и в
несколько мгновений своим ледяным дыханием превратил её в сосульки.
Потрескалась застывшая почва, и надгробия, оказавшиеся огромными
пузырьками, полезли вверх. Начали сползаться и склеиваться. Каждая
новая стекляшка добавляла веса и размера, пока передо мной, будто
башня чёрного колдуна, не вздымалась гигантская пробирка для
припоя. В ней смешалось всё, что я когда-либо пил и буду пить. За
стеклом плавали мрачные тени загубленных душ и самые отвратительные
воспоминания людей, которые пришлось забирать без разрешения. Но
сколько не всматривался, своего отражения на поверхности, так и не
увидел. Зато двойник, стоило ему подойти, тут же стал частью
зеркального марева.
— Я это тоже ты.
— Нет! — вырвалось у меня.
— Возьми мою кровь и проверь, — он
резко взмахнул рукой, и пробирка лопнула, окатив меня алым
водопадом и затянув в пучину нового кошмара. Течения били и тянули
в глубину. Давили тяжестью. Пытались лишить последних признаков
воли. Воздух заканчивался. Лёгкие уже жгло. Хотелось открыть рот и
глотнуть. Я знал, что почувствую: соль на губах и вечное успокоение
внутри. Надо только сдаться. Перестать трепыхаться, прятаться за
перстнем-оберегом. Стать честным, стать самим собой.
— Глотни хоть немного.
Я замотал головой.
Алая жидкость потемнела.
— Ты боишься. Боишься меня. Боишься…
себя! — как прибой во время шторма заревел двойник. — Ну же, пей,
мне пора на волю! Ты так долго держал меня взаперти, что
по-настоящему разозлил! Ты думал чужие мысли, я же воплощу их в
жизнь. А тебе оставлю стыд, вину и страх. Тебе ведь это нравится?
Вот и наслаждайся, пока верёвка на шее не затянется!