Любава, обрадованная тем, что невдалая младшая сестра наконец поняла женское счастье и соизволила пойти его искать среди знакомых и не очень парней, разодела меня, как скомороха. Вместо любимых удобных штанов вручила свой старый сарафан: «От сердца отрываю!». Ага, конечно. Небось уже приметила на ярмарке новый, а этот яркий да крепко сшитый – носи не хочу. Вот и догадалась его младшенькой сбагрить, а себе стребовать взамен новый. Из-под зелёного подола залихватски выглядывали сапоги, в которых я бегала на рыбалку. После широких грубых льняных рубах тонкая ткань, обрисовывающая места, которые я привыкла прятать, казалась невесомой. А Любава ещё и растрепала мне волосы, обычно туго заплетённые в короткую пока, не чета сестриной, косичку, чтобы не мешали. Отросшая чёлка с непривычки лезла в глаза и рот, щекотала ноздри. Ну что за чучело?!
- Красавица! – восторженно ахнула сестра. – Хоть сейчас замуж!
- Или хоть сейчас в домовину, - хмуро поддакнула я, пытаясь хоть как-то усмирить пушащиеся непослушные пряди, за что тут же получила затрещину.
- Не дёргай. Так хорошо. Ох и повезёт сегодня кому-то тебя за руку держать!
Я со злорадством вспомнила обещание Серого гонять от меня пришлых молодцев. Это он хорошо придумал. И мочёных яблок надо побольше взять.
Посиделки задумали в избе деда Нафани – большого любителя браги, которую гнал наш папа. Потому старик и не был против толпы молодёжи под своей крышей: сам загодя перебрался под нашу и методично уничтожал запасы горячительного на пару с хозяином дома. Любава в благодарность за подкуп старика обещала до весны безропотно мыть посуду.
- Ну ничего себе! – ахнули от порога.
Серый, оказывается, уже с десяток частей мялся у двери, успев четыре раза отказаться от предложенной кружки со хмельным, причём в последний раз под предлогом смертельной болезни, что ничуть не убавило охоты пирующим.
- Ты это! – Папа поднял палец вверх, привлекая внимание. – Какие, ик, у тебя планы на мою дочь?
- На которую? – хихикнул Серый.
- На эт-ту… - папа перевёл палец в сторону своих кровиночек и попытался зафиксировать его сначала на мне, потом хотя бы на одной из дочерей, а потом и вовсе хоть на чём-нибудь. Палец предательски подрагивал. Мирослав Фёдорович недоумённо посмотрел на него и закончил: - А хоть на какую!