- Влюбиться, жениться, завести десяток детей, помереть в окружении неблагодарных внуков в один день!
Я погрозила Серому кулаком, понимая, что навряд добегу до него достаточно быстро, чтобы успеть заткнуть.
- Мне эт-т-тот малец по нраву! – Расплылся папа в улыбке.
- Детки, не шалите! – строго наказала мать, прервав плач по повзрослевшим дочерям. – И идите уже, а то папа мне медовухи вообще не оставит, а при вас пить несолидно.
Серый приоткрыл дверь, пропуская нас с Любавой. Я не удержалась, пнула его, как только вышли на крыльцо, он же ответил шлепком по ягодице.
- Ну пошли, что ли, ваши посиделки сидеть. - Мальчишка весело сбежал по ступеням. Я спустилась осторожно, стараясь не наступить на треклятый подол, бывший мне длинным на целую ладонь.
- Яблоки взял? – прошипела я.
- Какие яблоки?
- Моченые. Забыл, зачем идём?
- А, успеется, - отмахнулся парень. - Зато хороша ты как! Весь вечер придётся с тебя глаз не сводить.
Я нудела, ругалась и путалась в складках сарафана, из-за чего злилась ещё больше. Но восторга Серого, казалось, ничем не унять, он сиял как новенькая серебряная монета. Никак каверзу какую задумал, а со мной не делится.
***
Деда Нафаню выпроводить из дома легче лёгкого: хлебом не корми, дай сбежать от сварливой жены. Нашёлся бы предлог. А вот его благоверная Бояна, боевая бабка, под стать имени, оказалась не так проста. Вредная старуха наотрез отказалась ехать к родственникам или идти в гости, несмотря на щедрые «благодарности», предложенные каждой из заинтересованных семей. Даже новенький вышитый платок, проданный втридорога проезжим купцом нашему голове, не переубедил склочницу. А платок, надо сказать, был ладный: лёгкий, гладкий… Гринька как-то стащил его у папы из сундука: на спор показать, что проходит в колечко. Голова тогда, приметив незапертый ларь с добром, решил, что его ограбили. Платок что? Пусть ему! Но воришку сыскать надобно. Не дело. Голова носился с топором по Выселкам и в каждом дворе требовал выдать ему обидчика. Завидев отца в гневе, Гринька не пожелал идти с повинной и бросил добычу через забор, прямо в свиное корыто. Ценность, конечно, была выстирана и выглажена, но стойкий дух хлева выветриваться не желал, и сей подарок владелец уже не раз пытался сбыть. Но дарить абы кому было жалко, а не абы кто вежливо отказывался. Отказалась и Бояна. Возопив, что она свою волю ни за какие ковриги не продаст, предложи цену хоть сам Чернобог (а она и с ним вздумала бы торговаться), захлопнула дверь прямо перед носом просителей. Впрочем, уже на следующее утро передумала. И согласилась пустить молодёжь вечерять к себе, но при одном условии: дабы беспутники ничего не натворили, она останется следить за посиделками. Я так думаю, что, как всякая любительница сплетен, старуха смекнула, что, оставшись, услышит много интересного. Будет потом, о чём с кумушками у колодца спорить.