Олаф снова вздохнул и направился по
склону вниз, в сторону берега. Двести шагов.
Он мог бы и не заметить тела, если бы
не знал о нем, — цвет рубашки и кальсон сливался с белесым мхом и
серыми камнями.
Мертвый паренек лежал на боку: руки
согнуты в локтях, сжатые кулаки на груди, голова опущена, ноги до
предела согнуты и в тазобедренном, и в коленном суставах. Головой
по направлению к лагерю. Олаф подошел вплотную. На лбу и веках —
царапины, на левой скуле ссадина… два с половиной на полтора…
Ободраны костяшки правого кулака, отморожены концевые фаланги двух
пальцев… Это игры подсознания: Олаф видел тело на склоне, и, хотя
было темно, вполне мог разглядеть повреждения — по профессиональной
привычке. А ночью у печки это неосознанное воспоминание явилось ему
кошмаром. Только и всего.
Судить о времени смерти по окоченению
трудно: холодно, температура колеблется около нуля; сильный,
здоровый парень, физическая нагрузка перед смертью — окоченение
может держаться несколько суток.
Олаф глянул на свой правый кулак,
разбитый ночью о скалу, — конечно, удар получился не очень, но
повреждения кожи были глубже и заметней, практически без
кровоподтека. Потому что к кистям рук кровь тогда почти не
поступала. Так что вряд ли парень сознательно бил кулаком по камню
— скорей, это были непроизвольные движения. И точно после того, как
начался отток крови с периферии. Ссадина на скуле не имела корочек,
под ней не осталось синяка — получена незадолго до смерти.
Рано делать выводы, но это скорей
всего холодовая смерть. Олаф сталкивался с ней довольно часто и
имел право строить достоверный прогноз. Почему ночью ему в голову
пришла мысль о драке? Высадка на острове — не время мериться силой
и выяснять отношения. Хотя… в двадцать лет гормон играет и молодая
кровь кипит. Олаф попытался вспомнить себя в двадцать лет, на
острове, где они били тюленя. Повздорить — да, случалось, но
разодраться? Это в десять лет событие заурядное — в двадцать нужно
иметь вескую причину, принципиальную.
Олаф поставил вешки, обозначившие
положение трупа, поднял окоченевшее тело и перекинул через плечо.
Двести шагов, можно не делать волокушу. Шагнул вперед и вверх,
пошатнулся — тяжелая была ноша.
Нет, не в двадцать — в девятнадцать
было, после первого курса. Не совсем драка — тогда он называл это
поединком. Из-за Ауне. Глупо и напоказ.