Олаф всеми силами держался за
плавник, сцепив пальцы замком, вдыхал — иногда удачно, иногда не
очень — и даже пробовал что-то сказать по привычке. Глупые слова,
которые говорят тягловым косаткам: молодец, девочка, хорошая
девочка… Он подозревал, что она «высадит» его перед скалами, но
орка была умней, чем ему представлялось, и пошла в обход острова, к
пологому северному берегу. Что для кита три-четыре километра?
Наверное, она могла плыть быстрей, но старалась быть осторожной.
Встречные волны хлестали по лицу тяжелыми оплеухами, Олаф перестал
ощущать холод так остро — то ли привык, то ли помогло тепло
китового тела. Даже дышать стало немного легче. Нет, он не верил,
что выживет, напротив — думал, что скорей всего умрет. Эта мысль,
если принять ее всерьез, вбрасывала в кровь больше адреналина, чем
глупая надежда на спасение.
Если орку выбросит волной на берег,
она погибнет. Потому что Олафу не хватит сил столкнуть ее в океан.
Он сам выпустил плавник из рук, когда они подошли к полосе прибоя,
хлопнул ее по спине, крикнул сквозь грохот волн: «Гуляй, девочка,
гуляй». И она прочирикала в ответ что-то оптимистичное, радостное —
они всегда радовались, если их хвалили. Нет, не за рыбу косатки
служили людям… Им нравилось быть с людьми.
Планета помогает сильным, тем, кто
борется до конца, тем, кто не просит помощи.
Прибой, ворочавший береговые камни,
вышвырнул Олафа на сушу пинком: поколотил, протащил по наждаку
гальки и оставил лежать ничком, цепляясь онемевшими пальцами за
вожделенный берег.
Ветер звенел на одной ноте, мокрый,
соленый ветер… Он обжигал сильней ледяной воды и был холоднее. Олаф
знал, что вода страшней и убивает быстрее, отполз с кромки прибоя;
но и ветер убьет его за час-другой, а если он будет валяться на
камнях — то гораздо раньше. Снять и отжать одежду? Даже в ледяной
воде тело немного ее согревает. Раздеться — потерять драгоценные
крупицы тепла. Нет, лучше отжать, как бы ни было страшно оказаться
голым на ветру.
Где-то там, на островке, брезжило
спасение — сборщики штормовых выбросов, семеро студентов и
инструктор: времянка, ветряк, и огонь, и спирт, и горячий чай, и
теплая одежда. Но главное — люди. Катер шел к ним.
Лучше всего замерзших отогревают
человеческие тела.
Не хотелось думать о катере, о
сидевших в кают-компании, о капитане и рулевом в рубке… С ними шли
три орки, и оставалась надежда, что спасся кто-то еще, но это была
призрачная надежда. Олаф считал себя скептиком, многие называли его
пессимистом, на самом же деле с некоторых пор он предпочитал не
питать напрасных надежд.