Олаф выпил три глотка спирта — в
малых дозах алкоголь тонизирует. Сразу перестали трястись руки, и
колени больше не подгибались.
Под штормовкой у девочки нашлось
довольно теплой одежды. Амулет в легкой серебряной оправе в форме
паучка. Но главным фактором, конечно, следовало считать
непродуваемые и непромокаемые штормовку и уроспоровые брюки. Под
наружную пару носков были подложены и толстые валяные стельки.
Без одежды переломанное тело казалось
особенно беззащитным — не требовалось сбрасывать его с такой
высоты, чтобы разрушить. И кем надо быть, чтобы убить женщину,
девочку? Чудовищем? Безумцем?
Олаф опомнился: версия о сумасшедшем
инструкторе — глупая фантазия. Если он и был одет, это ничего не
значит. А впрочем… Вдруг «шепот океана» вызывает не только панику,
но и помешательство?
Не нашлось никаких подтверждений
тому, что Сигни сбросили с обрыва, никаких следов
сопротивления…
И варвары, и пираты, случалось,
насиловали женщин, но обычно не убивали… Олаф знал, что девушек
учат не сопротивляться в таких случаях, чтобы свести травмы к
минимуму. Может, она и не сопротивлялась? Потому нет синяков?
— Прости, маленькая… Я должен
проверить, так положено, — вздохнул Олаф. — Я доктор, это как на
медосмотре…
Она умерла девственницей. Никто ее
перед смертью не насиловал, ни по-человечески, ни извращенно. Да и
одежда была надета аккуратно.
Это «шепот океана». Двое направились
вниз по южному склону, двое по северному, трое бросились на
юго-запад и бежали, пока не сорвались со скал. Олаф видел такие
случаи — в панике человек бежит не разбирая дороги, а в темноте
трудно заметить обрыв.
Искать внешние повреждения на левой
стороне было бессмысленно, но по правой стоило отметить
исцарапанную ладонь и сбитую ступню. Сбитая ступня не вызывала
вопросов — если бежать в темноте не разбирая дороги в носках,
ничего не стоит сбить ноги.
Олаф записывал данные наружного
осмотра, и ему чудились шаги возле шатра. Тихие и осторожные.
Он остался один где-то там, на
острове. Живой или мертвый, но один. Человек не должен быть один… И
не было ничего удивительного в том, что он пришел к шатру. Живой
или мертвый. Олаф лишь покосился на нож — даже не потянулся. К тому
же тяжелый охотничий нож на поясе, с его точки зрения, уступал
секционному — отточенному как бритва.