Подход к времянке перегородила мачта
упавшего ветряка. Ветер трепал расстегнутые створки входа, катал
волну по опавшей уроспоровой крыше над просевшими стенами, иногда
взвивал огненный флаг, закрепленный над тамбуром, и понятно было,
что внутри никого нет. Никого… из живых…
Паника накатила внезапно, именно
паника, детский ночной кошмар, то, чего, наверное, боится каждый
гиперборей. Это вбили Олафу в мозги до того, как он научился
говорить: человек не может один. Не может выжить — лишь недолго
продержаться. Ощущение одиночества было сродни приступу
клаустрофобии, иррациональный страх давил и требовал немедленного
действия: бежать, кричать, звать на помощь… Ужас одиночества — как
снежный ком: сколько ни кричи, никто не услышит, а потому еще
сильней хочется кричать. Олаф проглотил накатившую панику вместе с
комом в горле — это холод снова туманит мозги. Планета, конечно,
помогает сильным — тем, кто не рассчитывает на ее помощь.
Влезать внутрь пришлось на
четвереньках — у входа крыша поднималась над полом едва ли больше,
чем на метр, а ближе к центру и вовсе лежала на полу. Это была
отличная надувная времянка, способная надежно защитить от холода,
ветра и дождя — если работает генератор, подкачивая воздух в стены.
С печкой внутри, пол из пемзовых блоков. Типовая шестиместная, где
восемь человек размещались вполне свободно, а в широкий холодный
тамбур вошли не только вещи и продукты, но и аккумуляторы, и
заготовленные дрова. Там Олаф и наткнулся на фонарик — фонарик
работал. Включить аккумулятор при недействующем генераторе он
поостерегся.
Главное — не надеяться. Надежда
оборачивается безоговорочной верой в лучшее и расслабляет. Зачем
шевелиться, если веришь в лучшее?
Створки опустившейся внутренней двери
оказались застегнутыми изнутри, и окоченевшие пальцы с трудом
ковыряли пуговицу за пуговицей. Олаф, понятно, не боялся мертвецов,
но… Но знал о них гораздо больше обычного человека… В любом случае,
не хотелось бы ему найти внутри семь окоченевших тел.
Он подпер крышу багром, лежавшим в
тамбуре, с трудом встал на колени и посветил вокруг. Времянка была
пуста, снова в глубине души забрезжила коварная надежда: может,
ребята живы? Может, они просто ушли с этого места по какой-то
непонятной причине? Но тогда, вероятно, оставаться здесь опасно…
Выбор был небогат: или вскорости умереть от холода, или рискнуть,
оставшись внутри. Мысли в голове ворочались медленно и странно: с
чего он вообще взял, что они мертвы? Профессиональная
деформация?