— В Москву поедешь. На отбор. Слишком уж ты везучий. Там сейчас
ищут таких. Адъютантом будешь.
Поздней декабрьской стылью 7527 года от сотворения мира в
светлой, только по осени рубленной баньке народилась живая
душа.
Всю ночь над скитом староверов Мутовиных, слывших богатейшими
золотопромышленниками аж с прошлого жирующего века, хлестал
странный проливной не то снег, не то дождь, покрывший ледяной корой
всё вокруг. Такое небывалое природное чудо было принято со страхом.
А поутру, когда эта корка от упавшего на землю лютого мороза начала
пузыриться, громкими оружейными выстрелами трескаться и
отламываться с хрустальным холодным звоном, под ногами рассыпаясь в
прах — глава артели поставил всех пред образа.
Следующей ночью повторно раскололось небо. И женка старшего
сына, крепкая, родившая до того трёх сыновей-погодков баба, страшно
закричала, забившись в падучей. Спавшая с ней старая знахарка
повитуха только охнула и, разведя руками, перекрестила отошедшую
душу. Лежащий рядом младенец гукал светлыми пузырями и широко
распахнул глаза, когда его в последний раз прислонили к остывающему
лбу покойницы.
Холодный ветер страшно гнул вековые ели, а собравшаяся у
пахнущей кровью и молоком кровати покойницы семья при свете
керосиновых ламп с ужасом смотрела на огромные чёрные очи
новорожденной дочери. Из крошечного ротика, обрамлённого белым
пушком вокруг красных мягких губ, торчало два зуба...
— Ведьма... — шептала знахарка.
Отец, подчинённый закону Белокриницкого согласия, долго стоял
пред образами.
В скиту не нашлось кормилиц.
Спустя пять ден отец сам запихнул в не поблекший за голодные дни
ротик рожок и долго смотрел на дочь. На старательно чавкающем лице
словно срисован образ отошедшей в светлый Ерий матери…
Через две седмицы Мутовин отвёз дочь в женский скит рядом с
Черемшанским Успенским монастырем, что стоял на пустоши близ
Хвалынска Саратовской губернии. Поклонившись игуменье, отдал
весомый мешочек намытого песка и наказал растить дочь в истинной
вере.
Спустя семь лет послушница Ксения, старательно забытая родней в
обители, прознала, что скит их разорили да всю семью выслали в
неведомые земли далеко за Урал.
В стране закончилась гражданская война, и честная для мира и
Веры мать-игуменья, приходившаяся сироте троюродной тёткой,
сговорив с собой двух схимниц, съехала от голода в Москву. Там до
революции располагалось у Рогожского кладбища женское училище при
старообрядческом богословском университете, а ныне школа при
Наркомобразе.