Ксения выдохнула. И - впервые за все свои полные двадцать пять
лет - не приняла слова в душу, а спросила на выдохе:
— И какое резюме, товарищ полковник? Сообщите, пожалуйста!
— А вы смелая, — поднял бровь Рашид Ибрагимович и, как-то
расслабившись, сообщил:
— Вот, сами ознакомьтесь.
Она сделала шаг к массивному дубовому столу и взяла протянутую
ей тонкую серую папку. Там, среди чёткой и немыслимо подробной
биографии, трёх фотографий и комсомольской характеристики лежал
жёлтый листок дешёвой тетрадной бумаги, на котором значилось:
«Весьма опасна. Чёрная смерть. Непредсказуема. По возможности
быстро уничтожить».
Худояров строго посмотрел в её чёрные глаза, очерченные густыми
ресницами, улыбнулся и сказал:
— Вам направо, лейтенант. Там Вас ждут.
Комендантский час постепенно исчезал из Москвы не столько с
приходом серого утра, сколько благодаря сводкам Информбюро и
салютам, с регулярной закономерностью чествующих Советскую армию –
та победоносно гнала отгрызающегося шакала в его смердящую
нору.
Серые кресты газетной бумаги кое-где ещё мешали смотреть городу
на просыпающееся мартовское солнце, но даже самые осторожные
граждане уже не боялись воздушных налётов, свирепствовавших над
столицей в первые дни войны.
К Первомаю Москва готовилась окончательно избавиться от этого
страшного напоминания о горьком первом военном годе.
Наконец, совсем пропала светомаскировка, хотя свыкшиеся с ней
москвичи продолжали по привычке сутулиться и хмурить брови, увидев
ночью яркий свет проезжавших автомобилей и открытые окна без
гардин.
С начала лета 1944 года все магазины, и промтоварные, и
продовольственные, заработали бесперебойно, в Военторге иногда
появлялись настоящие плотные хлопчатобумажные чулки... В парках и
скверах зарыли щели-укрытия, убрали сваренные из шпал
противотанковые ежи. Город пережил Большую Страшную Войну и активно
ждал Весну и Победу.
***
Черный ЗИС, с неторопливой грацией легковой машины в мире
трамваев и грузовиков, плыл по асфальту Большой Калужской улицы в
сторону нового аэропорта «Внуково», построенного перед самой
войной.
На переднем сиденье, опершись лапами о приборную панель,
внимательно наблюдала за перемещением прилипшая к лобовому стеклу
любопытная собачья морда. Огромный чёрный пёс жизнерадостно крутил
лохматой головой и возмущённо взгавкивал при остановке у разметки
или у регулировщика. Сидящий сзади Ян громко, словно рассказывая
историю города собаке, вещал: