Неожиданно
человек встрепенулся и сел, протирая глаза, будто после долгого
крепкого сна. С неба камнем упала птица - огромный ворон, настолько
старый, что выцветшие перья казались синими с перламутрово-белым
отливом.
Небесная
тварь переступила лапами, склонила голову и глянула на Мирослава не
по-птичьи умным глазом. Человек расстелил платок, на один из углов
высыпал из мешочка горсть безделушек: деревянные и костяные
пуговицы, палочки длиной не больше, чем полпальца, обрывки шнурков
плетеных из разноцветных нитей, камешки, пара крохотных гвоздиков.
Ворон семенящими шажками придвинулся к платку. Глянул на россыпь
предметов, потом на человека. Щелкнул клювом, словно что-то
вопрошая.
- Сыну
небисный, вихора брат, - прошептал Мирослав. - Ты мени не друг й не
брат, ты еси зацный слуга Хозяйки Лису. Ты меж двох миров литаешь й
живых оком бачишь, й мертвых помичаешь. Той, хто против идет, гадок
тоби. Найди потвору. Покажи мени. А что тоби не под силу, я сам
дороблю[1]...
Ворон
каркнул, и никто не сказал бы, что прозвучал птичий глас.
Чернокрылое создание быстро покачало головой, зрачки его сверкнули
рубиновыми огоньками. Перья встали торчком, да так, что каждое
самое мелкое перышко казалось острым клинком. Ворон сложил крылья и
ступил на край платка, прижимая к земле когтями тонкую ткань.
Клюнул камешек, осторожно подхватил и переместил в самый центр
платка. Следопыт закусил губу, но промолчал, опасаясь разорвать
хрупкую связь с удивительным созданием. А птица с той же
осторожностью добавила к камешку еще пуговицу и две слюдяных
пластинки.
- Вот же
свинская жопа, - Мирослав не сдержался.
Ворон
отступил на шажок, внимательно обозрел получившуюся композицию.
Затем, с важностью художника, делающего последние, самые важные
мазки на портрете сиятельной особы, ухватил клювом две палочки из
гладко струганной осины. Поместил их ближе к одному из углов
платка. Птица потратила немало сил, располагая деревяшки строго
крест-накрест. Затем последовал новый критический взгляд, некоторые
мелкие доделки и лишь затем ворон удовлетворился
картиной.
- Точно? -
спросил Мирослав.
Птица
каркнула и качнула головой, совсем по-человечьи. Затем расправила
крылья и одним движением бросила себя вверх, к самой вершине дуба.
И дальше - к самому небу с редкими белыми тучками средь безбрежной
синевы.