В воздухе стоял настолько густой металлический запах, что
казалось, он царапает ноздри. Запахи крови, раскаленных механизмов
и соли сливались в один, тошнотворно-ржавый и приторный.
Наконец, Штефан повернулся к чародею. Он сидел, мечтательно
уставившись куда-то вдаль и улыбался. Лицо у него было застывшим, а
взгляд медленно гас под затягивающим глаза стеклом.
– Герр Виндлишгрец? Герр Виндлишгрец?.. – тихо позвал
Штефан.
Чародей не отзывался.
Хаос вокруг постепенно утихал. Никто уже не кричал, только
несколько человек тихо стонали. Снизу никто не стучал – видимо,
оставшиеся в каютах умерли. Двигатель затих, из разломов на палубе
валил дым. Экраны больше не искрили.
Было очень холодно. Штефан чувствовал нехороший, злой озноб
отступающего шока. Мысль о том, что родители погибли и сам он тоже
может умереть, все еще не доходила, несмотря на последнюю помощь
герра Виндлишгреца. Шмыгнув носом, Штефан сел на холодную мокрую
палубу и прижался к мертвому чародею. Стало немного теплее.
Дурацкие очки мешали, но он почему-то не решался их снять.
Штефан сидел, медленно согреваясь крадеными у остывающего тела
остатками тепла и смотрел на палубу. Понемногу становилось светлее
– наверное, показалось солнце.
Свет становился все ярче. Штефан ошеломленно наблюдал, как с
палубы исчезают кровь и вода, как затягиваются разломы. Он видел,
как медленно встают люди – живые, в чистых мундирах. Они улыбались
друг другу и весело переговаривались. Море из свинцово-серого
сделалось тепло-голубым, укрылось белыми гребешками волн.
А потом на палубу вышли родители – мама в своей любимой зеленой
шляпке и отец, близоруко щурящийся, потому что опять забыл в каюте
очки. Штефан хотел закричать, броситься к ним, но что-то не давало.
Родители были живы, улыбались ему, и мама махала рукой, звала к
себе.
Штефан смотрел на них, позволяя этому неясно откуда взявшемуся
волшебству себя обмануть.
А потом наконец-то заплакал.
За час до того, как в Солоухайм прозвучал первый выстрел,
флюгера на всех крышах сошли с ума. Глубокой ночью ожили птицы,
стрелки, лисы и рыбы. В полном безветрии они вертелись, визжали,
тревожно принюхивались, свистели, бились и пытались встать на
крыло.
В Морлиссе верили, что флюгера приносят удачу, и в ту ночь с
каждой крыши раздавался шорох и скрип, предупреждающий о грядущем
безумии.