— Мама...
Матушка посмотрела на Бажену в
ожидании. У девушки внутри все задрожало. Шаг вперёд.
Услышь меня...
— Мам, может, лучше тот зелёный?
— Мое слово уже ничего не значит для
этой глупой девчонки!
И отбросив на прилавок взятые для
примерки украшения, вена Хлад промокнула глаза платочком и быстрым
шагом отошла к отцу, присоединяясь к его разговору с одним из
дальних соседей. Бажена осталась одна.
— Уважаемая, вот, вы просили с
ярко-алыми цветами.
Торговка протянула ей украшение,
показавшееся Бажене сгустком крови. Она взяла сеточку, развернула:
на золотых нитях то там, то тут застыли кровавыми каплями маленькие
розочки, сшитые из атласных лент.
— А можно посмотреть простые
серебряные обручи?
Девушка в голубом скользнула к
прилавку. Другая, дородная торговка, что выкладывала ленты из
корзины на прилавок, наклонилась к младшей работнице:
— Можешь сильно не стараться, не
рассчитывай, что это купят. У девчонки своих денег нет, так что
заворачивай сразу то, что просила мамаша. Все равно в итоге они
именно это и возьмут. Поверь моему опыту.
Бажена почувствовала, как глаза
наполняются слезами. Она обернулась посмотреть, что делают
родители, мама заметила ее интерес и демонстративно стала к ней
спиной, хотя раньше стояла боком.
— Что-нибудь ещё? — спросила
безразлично торговка, положив на прилавок перед неудачливой
покупательницей первый попавшийся под руку обруч. Тяжёлый и очень
некрасивый. Бажене он показался терновым венцом, которым на Востоке
наказывали в древности провинившихся подданных. Казалось, коснись
она его рукой — и на пальцах выступит темная кровь. Но в чем она
провинилась? За что ее наказывать?
Юная торговка, не дожидаясь ответа,
начала подыскивать коробку для заколки с полуметровыми перьями. Та,
что постарше, распутывала ленты, напевая какой-то задорный мотив.
Мать и отец Же́ны увлеченно обсуждали урожай. Ещё две
посетительницы, смеясь и перешептываясь, перебирали украшения, то и
дело прикладывая их к волосам.
Она опять стояла одна посередине
толпы.
Внутри что-то лопнуло. Бажена
бросилась к двери, выбежала на улицу. Щеки пылали, сердце стучало
быстро-быстро, в груди жгло что-то невысказанное, не нашедшее
выхода. Девушка подобрала юбки, побежала к ожидавшей их за
перекрестком карете. Край дома, фонарь, улица...
— Ай!