– А ты сама когда-нибудь ему говорила?
Я даже удивилась, как рассудительно прозвучал вопрос. Словно я что-то такое знала; словно и впрямь могла что-нибудь посоветовать.
Однако у Джулии разгладилось лицо.
Я хотела снова свести разговор к знакомым вещам. Поведала о девушке, которую брат привозил из Корнельского университета. Я тогда спросила: «Это твоя подружка?» – а он ответил: «Определения ограничивают».
Джулия улыбнулась, словно бы жалея ту, другую девушку.
Казалось бы, все сказанное мной должно убедить ее в несерьезности проблемы. Однако я все-таки беспокоилась. И поэтому добавила:
– Если не получится с Генри, всегда есть Уголек.
Она засмеялась моей горячности и ответила, что Уголек давно умер.
– Ну, – утешила я, – есть куча других лошадей.
Когда мы вернулись, горел только свет в холле. Джулия сказала:
– Я ненадолго. Поговорю с Генри – и все.
– Удачи, – пожелала я.
В этот момент в холл вышла бабушка, и Джулии ничего не оставалось, как отправиться к нам на нары.
Я проснулась поздно. Бабушка уже уехала.
– Она не захотела тебя будить, – объяснила мама. – Ей надо в Филадельфию. На вечеринку.
– Бабушка – звезда вечеринок, – хмыкнула я.
Мама улыбнулась:
– Жаль, ты не посмотрела, какую красоту она навела. Просто королева!
Я вспомнила бабушкину фразу о том, что я, может, стану не такой страшной, если сильно постараюсь. Эта мамина готовность всех прощать, незлопамятность…
– А разве красота – не врожденное, не вопрос везения?
– В ее случае – вопрос тщательной сборки. – И мама начала расписывать плиссированную юбку, высокие каблуки и белые перчатки собравшейся на выход бабушки.
Я ее не перебивала. А потом спросила, где Генри и Джулия.
Только что ушли играть в теннис, сказала мама.
– Давай, возьми ракетку, составь им компанию.
Я удивилась. Играть в теннис вместо серьезного разговора? Впрочем, может, они уже все обсудили. Может быть, уже все хорошо. Будем надеяться.
Я сунула в велосипедную корзину ракетку и поехала к кортам.
Эти двое только готовились к игре и меня не видели. Джулия, в теннисном платье, казалась посвежевшей и очень загорелой. Генри, в коротких шортах и высоких ботинках, выглядел на корте чужеродно.
– Играем! – крикнул брат.
Джулия крутанула ракетку.
– Мягко или пожестче?
– Пожестче. – Генри отвечал словно бы в шутку.
Тут они увидели меня, и Генри спросил: