Планета Шекспира - страница 16

Шрифт
Интервал


Ему хотелось убежать и спрятаться, натянуть содранную кожу обратно на тело и удержать её там, прикрыть зияющее, распластанное нечто, которым он стал, спрятаться вновь в изодранные лохмотья своего человеческого существования. Но он не мог убежать и некуда было спрятаться, так что он продолжал напряжённо стоять, оставаясь под наблюдением.

Ничего не было. Ничего не появлялось. Но что-то же схватило его, и держало, и раздевало, и он пытался высвободить свой ум, чтобы увидеть это, узнать, что это за штука. И пока он пытался это сделать, череп его словно бы треснул, и сознание выпало оттуда, освободилось и раскрылось, так что оно могло теперь вместить то, чего ни один человек никогда бы не понял прежде. На один миг слепой паники его ум словно бы обнял всю вселенную, стискивая проворными мысленными пальцами всё, что было в границах текучего пространства и застывшего времени, и на мгновение, но только на мгновение, он вообразил, будто он заглядывает глубоко в суть всеобщего смысла, сокрытого у самых дальних границ Вселенной.

Потом его ум сжался, и его череп снова слился, и нечто отпустило его, и он, шатаясь, потянулся, чтобы схватиться за поручень пандуса и удержаться на ногах.

Никодимус был рядом, поддерживая его, и его озабоченный голос спрашивал:

– В чём дело, Картер? Что на вас нашло?

Хортон ухватился за поручень мёртвой хваткой, словно тот был единственной оставшейся у него реальностью.

Тело его болело от напряжения. Но ум сохранял ещё нечто от своей неестественной остроты, хотя он и чувствовал, как эта острота блекнет. С помощью Никодимуса он выпрямился. Встряхнул головой, поморгал глазами, проясняя зрение. Краски над морем травы изменились. Пурпурная дымка преобразилась в глубокие сумерки. Медный цвет травы сошёл до свинцово-серого оттенка, а небо сделалось чёрным. У него на глазах появилась первая яркая звезда.

– В чём дело, Картер? – снова спросил робот.

– Ты хочешь сказать, что ты этого не почувствовал?

– Почувствовал что-то, – ответил Никодимус. – Что-то пугающее. Оно поразило меня и соскользнуло. Не с тела моего, а с ума. Словно бы кто-то нанёс удар мысленным кулаком, но промахнулся, только слегка задев мой мозг.

6

Мозг, бывший когда-то монахом, был напуган, а испуг приносит честность. Исповедальную честность, подумал он, хотя никогда не бывал на исповеди так честен, как был сейчас.