— Не понимаю! И всё! Такие блестящие победы! Одно только взятие
Проливов чего сто́ит! А Константинополь? И после всего этого
добровольное отречение… Не понимаю! И ладно бы Михаилу
Александровичу державу передал, это бы мы все поняли и приняли. Но,
кому? Олегу!? Мальчишке!
Николай Степанович шумно перевёл дыхание, присел к столу и тут же
снова вскочил, отошёл к стене:
— Ходят упорные слухи, что настоящей причиной отречения стало
совсем другое — Государь испугался старого пророчества…
Батюшин замолчал, потянул драматическую паузу, словно вынуждая меня
проявить любопытство и заинтересоваться только что сказанным. А мне
не любопытно. Я про это пророчество давно знаю, ещё оттуда, из той
своей жизни. И меня сейчас весьма настораживает вся эта нарочи́тая
патетика. Как-то подозрительно она выглядит в этих стенах. На кого
рассчитана? Точно не на меня… А, тогда, на кого? А пауза-то
затянулась. Похоже, придётся очень аккуратно подыграть Николаю
Степановичу:
— Не слышал. Что за пророчество?
— Не знаете? Странно. И про монаха Авеля не слышали? Ну как же?
Впрочем, вполне возможно. Сей монах весьма искусно пророчествовал.
Видел, так сказать, будущее… И рассказывал о своих видениях
государям. За что неоднократно был взят под стражу и отправлен в
заключение. Видимо, не совсем добрыми были те предсказания… —
Батюшин мягко оттолкнулся от стены и, бесшумно ступая, переместился
к столу, наклонился в мою сторону. — Скорее, совсем недобрыми… Вам
это ничего не напоминает?
— Нет. А это должно мне что-то напоминать? — постарался не выказать
своих эмоций. Да что он всё ходит вокруг да около? Давно пора
переходить к делу!
— Не знаю, не знаю… И знаете, что самое интересное? — наконец-то
выпрямился Николай Степанович, перестав нависать надо мной. — Все
эти так называемые пророчества сбывались!
— А я-то тут при чём?
— Сергей Викторович, похоже, вы в своей Сибири успели забыть о том,
какое ведомство я имею честь возглавлять. Неужели думаете, что и
ваши так называемые пророчества остались мне неизвестными? Я даже
знаю о том, что именно вы напророчили Николаю Второму.
— И что? — не стал отказываться. Ну, знает, велика ли беда. Я и
правда никому об этом не рассказывал. Никому, кроме Марии
Фёдоровны. Значит, утечка произошла из окружения, причём ближайшего
окружения, государя. Уже бывшего государя.